Шрифт:
Закладка:
Какое-то время на поляне было тихо, потому что ворон недвижимо сидел на ветке, не подавая признаков жизни, а я, наклонившись над Лином, ласково погладила его голову, заставив на мгновение проступить на коже отпечаток своего Знака. Почти сразу шестилистник угас, снова погрузив лес во тьму, но ворон неожиданно каркнул, а потом вдруг решился и легкой тенью спланировал на траву.
Я посмотрела на него с удивлением.
– Ты чего?
Вместо ответа он наклонил голову, по-птичьи изучая меня крупными черными глазами. А потом каркнул снова, неуклюже подскочил и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, очень медленно, словно все еще сомневаясь, распахнул свои широкие, отливающие густой синевой, поистине совершенные крылья.
Глава 13
Просыпалась я долго, с трудом разлепляя чугунные веки. Но и то лишь потому, что кто-то очень ласково терся о мою щеку, тихонько мурлыкая и обдавая кожу на лице горячим дыханием. Мне было очень тепло и на удивление спокойно, потому что рядом находился друг, от которого не надо было ждать подвоха.
– Я люблю тебя, Гайдэ, – очень нежно прошептали мне на ухо, обдав его еще одной волной горячего воздуха. – И никогда не оставлю тебя по своей воле. Отныне я принадлежу тебе. Телом и душой. Навеки. Я – твой, моя прекрасная хозяйка. И никогда от тебя не откажусь.
Обомлев донельзя (боже, мне никогда в жизни не признавались в любви так прочувствованно и искренне!), я ошарашенно распахнула глаза и в немом изумлении уставилась на громадную конскую морду, на которой двумя желтыми лунами пылали раскосые демонические глаза.
– Лин?!
– Я не знаю, как ты это сделала, – все тем же ласковым шепотом сказал шейри, прижавшись ко мне всем телом. – Не знаю, сколько ты потратила на это времени. Понятия не имею, чего это стоило, но… я готов продать за тебя душу, Гайдэ. И я последую за тобой даже к Айду, если понадобится. Ты сделала для меня этой ночью такое… Ты подарила мне вторую жизнь… Ты… ты – настоящая хозяйка. И я счастлив, что именно тебе я теперь буду служить. До тех пор, пока ты жива и пока согласишься видеть меня рядом.
У меня просто не нашлось слов. И вообще ничего не нашлось, кроме чувства безмерного удивления, благодарности за такое невероятное признание и совершенно отчетливого ощущения, что он абсолютно искренен.
– Спасибо, – Лин нежно коснулся губами моей шеи. – Спасибо за то, что подарила мне крылья.
Я слабо улыбнулась.
– Носи на здоровье, друг мой. И учись летать снова. Ты ведь уже попробовал, да?
– Да, – счастливо зажмурился шейри. – И это было восхитительно!
Что на это можно еще сказать?
Я обняла его за шею и замерла, слушая урчание самого счастливого на свете демона и тихонько млея от ощущения его радости. Сейчас мне было до безобразия хорошо. И внутри грело понимание того, что моя безумная работа не оказалась напрасной.
Конечно, я не стала ему рассказывать, как вчера половину ночи изучала вороньи крылья, сравнивая их с получившимися у Лина и отыскивая изъяны. Не стала говорить о том, как старый ворон, прыгая по громадному конскому телу, властно тыкал клювом в те места, которые казались ему недостаточно хорошими. Как я, чертыхаясь, ползала следом, угольком помечая все недочеты, которые он нашел в нашей общей работе. Как до хрипоты выспрашивала, пытаясь угадать, что именно и как надо выправить: кости, кожу, мышцы, суставы? Заодно стараясь понять, что отвечает на это птица.
Глупо, вы скажете, доверять такое важное дело какому-то летуну? Но я уже достаточно пожила в этом мире и немало поняла, когда начала потихоньку пользоваться силой Ишты. Особенно то, что здесь каждая травинка и каждая мошка являлась частью единого целого, называемого Равниной. И у каждой травинки я могла получить ответ на интересующий меня вопрос – надо было только захотеть его услышать. А вчера ночью я была готова слушать. И была готова учиться хоть у последней пиявки, если бы только она помогла мне решить эту головоломку.
Но ни о чем об этом я не стала говорить доверчиво приткнувшемуся шейри. И не стала пояснять, что всю ночь работала над ним, как старательный хирург – над сложным, одурманенным наркозом пациентом.
Не знаю, кто уж был в этом виноват – старый ворон, обещание Лина подчиняться, удерживающее его заклятие или мой Знак, но, так или иначе, его неподвижное тело охотно реагировало на мои приказы. И даже когда разум шейри был скован цепями сна, оно подчинялось мне, постепенно выправляя все то, на что указывал необычный помощник.
За несколько безумно трудных часов я нарастила, подтянула и укрепила необходимые для полета мышцы. Я создала для каждого крыла еще по одному дополнительному суставу, долженствующему обеспечить его гибкость. Я упрочнила кожаную перепонку, натянутую между истончившимися костями. Упрочнила сами кости, воспользовавшись советом Теней и получив от ворона сдержанное одобрение. Я старательно изучила каждое перышко на неохотно доверенном мне образце. Измучилась до невозможности, пытаясь добиться одновременно и гибкости, и нужной степени крепости перепонки. Я раза три перекраивала каждое полотно и, наверное, все-таки не справилась бы, если бы требовательно ходящий взад и вперед ворон не подстегивал меня хриплым карканьем и иногда – чувствительным толчком острого клюва, от которого даже на моей светлой коже оставались багровые кровоподтеки.
Лишь под утро у нас получилось что-то более или менее пристойное. И лишь под утро пернатый помощник удовлетворился наконец результатом. Сам шейри к тому времени был похож на высушенную головешку, потому что опасные эксперименты тянули из него силу, как пылесос с мощностью в миллион киловатт. Однако я не дала ему высохнуть окончательно: моя рука – едва ворон кивнул и, будто не услышав слов благодарности, вспорхнул обратно на ветку, – тут же легла на мокрый от пота лоб Лина. И оставалась там даже тогда, когда мои собственные резервы подошли к концу, а тяжелый сон сморил меня прямо на его исхудавшем теле.
Но я уже не думала об этом. Лин может летать! Да, теперь действительно может! Только ради этого стоило мучиться, страдать, плакать от бессилия и получать болезненные щипки крепким клювом. Ради этого стоило даже свалиться с ног от безмерной усталости, потому что для
