Кроме прочих лекарств, страдальцу было прописано присутствие Жданки. Рыжая честно выполняла свою долю работы. Сидела у постели больного, держала его за руку, рассказывала детские сказочки, подслушанные у Петры. Жуткий вид и невыносимый запах ее не смущали. Зато госпожа Илана, приходившая иногда по доброте душевной подменить Фамку, всякий раз кривилась от отвращения, отводила взгляд, говорила излишне громко, суетилась слишком много, а потом всхлипывала где-нибудь в уголке, возмущаясь несправедливостью жизни.

Фамка ее не понимала. Больной есть больной. Нельзя ожидать, что он будет пахнуть как роза и выглядеть как городской щеголь на Купальском балу. Сперва воняло и вправду почти нестерпимо, но она быстро привыкла, перестала замечать. Гораздо больше ее раздражало, что господа травники повадились являться в комнату бедного парня с кучей пыльных трактатов, разрисованных страшненькими картинками вроде людей без кожи или распиленных черепов с мозгами наружу. Раскладывали всю эту жуть прямо на полу и, разглядывая хворого, как распластанную лягушку, громко спорили о том, что с ним делать. А ведь он все понимал. Говорить почти не мог, но взгляд-то у него был разумный и со слухом все в порядке. Фамку, во всяком случае, он слышал и слушался.

Творили господа травники тоже всякие ужасы. Сперва всерьез обсуждали, не вскрыть ли бедняге череп. Причем, похоже, их интересовал не столько больной, сколько возможность сотворить что-нибудь этакое. Фамка похолодела от одного взгляда на рисунок в очередной гнусной книге.

Но господин Лунь скрепя сердце признал, что на травника всерьез не учился и с таким наверняка не справится. Вместо этого принес пучок длинных серебряных игл и, сверяясь с другой книгой, принялся безжалостно втыкать их в несчастного больного. Варка сидел рядом, забирал боль, но бедняга все равно стонал и дергался. За две недели процедуру повторили раз пять. А потом все-таки располосовали несчастному ногу выше колена, что-то там не то сшили, не то, наоборот, разрезали. Заняты были оба, и боль на этот раз пришлось забирать Фамке.

Одно хорошо – язвы наконец сошли, оставив розоватые рубцы, и лицо больного из грязно-серого сделалось просто бледным. Зато Фамка совсем замучилась. Злосчастный калека, у которого, видать, по-прежнему все болело, часто терял сознание. А вот спал плохо, время от времени закрывался руками, будто от побоев, трясся, мычал неразборчиво.

Несколько раз Варка выгонял ее отдыхать. Тогда она брала с собой Жданку и шла в прогретый солнцем лес, по ягоды, к любимому озеру, или в гости к Петре. Петра была на сносях, тайком шепнула Фамке, что крайн обещал – будет мальчик.

Дядька Антон сильно сдал, Тонда носился по хозяйству один, так что помощь «пресветлых крайнов», от которой он усердно отказывался, снова пришлась весьма кстати.

Кончился травень, миновал цветень, хворому Липке перестали сниться кошмары, он выучился сидеть прямо и понемногу стал разговаривать. Улыбался своей сиделке кривым, непослушным ртом и благодарил за всякую мелочь. Фамка осторожно расспрашивала его. Узнала – калекой он был с рождения. Мать помнит. Была она молодая, красивая, ни на кого в крепи не похожая, но давно померла, рожая второго ребенка. В крепи сирота был не ко двору. Особо не обижали, только князю и княжичам показываться на глаза не стоило. Кормили, чтоб только не помер, но работой не морили. Да и какая работа была бы по силам ему, неходячему?

Однако настало время, когда Варка ворвался в их комнату, протянул больному гладкий ясеневый посох.

– Вставай.

Тот встал и оказался на голову выше Фамки.

* * *

– Что там?

– Лес.

– А за лесом?

– Дымницы, потом Язвицы, потом Трубеж. Да не бойся ты, далеко твой Сенеж. Здесь тебя не найдут.

«Да и кому ты нужен, – мрачно подумала Фамка, – небось до смерти рады, что избавились».

– Госпожа Хелена, а можно мне в лес?

– Можно, наверное. Только ведь не дойдешь. Устанешь.

– Я дойду. Господин Ивар приказал больше ходить. Чтобы нога работала.

– Хорошо. Поешь как следует, и пойдем. Господин Ивар приказал кормить тебя, а ты не ешь, болтаешь только.

– Простите, госпожа Хелена.

– Ну какая я тебе госпожа. Ты, Липка, чудной какой-то.

– Господин старший крайн вас так зовет.

– У господина старшего крайна свои причуды.

– Тогда можно я буду как господин Ивар…

– Как?

– Фамочка…

Сказал и посмотрел умильно. Глаза серые, как ночной туман. Ресницы длинные, черные.

Фамка не удержалась, фыркнула:

– Зови как хочешь, только поешь. Лекарство не забудь выпить.

По дороге к лесу не обошлось без происшествий. Затряслась, задрожала земля, и перед испуганной Фамкой возникло белое видение. Серебристая грива, белоснежная шкура, хищная узкая морда.

Фамка взвизгнула.

– Сбежал-таки, поганец. Говорили ведь дядьке Антону запирать как следует.

– Лютка, – ласково сказал ее спутник, привстал на цыпочки, обнял крутую шею. Конь заржал, заплясал, довольный.

– Я вижу – вы с Варкой два сапога пара, – проворчала Фамка, – этот гад больше никого к себе не подпускает, где хочет, там и пасется. Зато Варочка наш гоняет на нем ночами по пустоши, прямо так, без седла.

– О, – оживился Липка, – здорово. Покатаешь меня, Лютик?

Фамка тяжело вздохнула. Но, поразмыслив, обрадовалась. Кажется, ее обязанностям сиделки приходит конец. Липка, наоборот, до смерти перепугался. Похоже, Фамочка недовольна. Нет, не будет он кататься. Ни за что. Как бы ни хотелось.

* * *

В лесу ему позволили бродить сколько угодно. И он ходил туда сам, своими ногами. Сначала с посохом, потом позабыл его где-то в траве и больше не вспоминал.

И обе руки, послушные, могли удержать нож и кусочек легкой коры. Лодочки выходили на славу, даже лучше, чем у матери. Дух лесной, прелый, смолистый, травяной, окружал его, баюкал, утешал.

Однажды он заблудился, но его быстро нашел господин Ивар, Варка, «его крайн», который как-то раз объяснил ему, что никакой он не крайн, а так, середка на половинку. Липка ему не поверил. То, что они сделали с его телом, могли сотворить только крайны.

Варка, посвистывая, уверенно повел Липку через старую гарь. Там, в островах цветущего кипрея, бродила небесная сестрица, звездная летавица. Черные очи, огромные, как озера. Влажные волосы, не собранные в косу. Губы, алые от ягодного сока. В руках корзинища, полная малины…

– О, Фамочка, – обрадовался Варка и ловко зацепил из корзины полную горсть.

– На, – сердито сказала Фамка, вручая ему корзину.

Липка огорчился. Самому надо было догадаться. Взял бы корзину – мог бы за руку тронуть.

– Я понесу? – робко предложил он.