Комиссии из депутатов на местах, принимавшие решения об обмене для подобных граждан, не имели полномочий даже проверить уплату налогов с больших или подозрительных сумм. Так что даже с “левыми” деньгами советскому человеку в реальности ничего не грозило, кроме нервотрёпки.

А вот для фальшивомонетчиков обмен купюр действительно создал большие трудности.

Таким образом, история о “конфискации” – не более чем умело раскрученная пропагандистская придумка наших политических противников».

Горбачёв, желая показать себя с самой лучшей стороны, уже во вторник объявил, что продлевает обмен до пятницы. В среду утром прошёл слух, что будут менять и 25-рублёвые купюры. В. В. Геращенко вызвал в Госбанк телевидение и официально заявил: «25-рублёвые купюры обмениваться не будут!» Корреспондент его тогда спросил: «А чем вы это можете доказать?» И Виктор Владимирович только что прилетевший из Саудовской Аравии, где выбивал из шейхов кредит в 4 млрд долларов, обещанный за неучастие в иракской войне, ляпнул (по его словам): «Руки даю на отсечение, что не будет обмена четвертных билетов!» Ему запомнился рассказ министра финансов СА о том, что когда ловят жулика, то отрубают ему руку. Этот средневековый ритуал у Геращенко всплыл в памяти, когда он давал интервью.

Геращенко В. В.: «Журналисты потом переделали мои слова, как им удобнее, и пошла ходить легенда, что я обещал, что не будет обмена денег вообще. Такого неграмотного заявления я не мог сделать, тем более на третий день происходившего обмена!»

Газета «Коммерсантъ» (28.01.1991) отметила, что процесс обмена денег проходил довольно спокойно. Средний же размер заявляемых к обмену сумм практически во всех районах не превышал 2 тыс. рублей.

«О заявлении Павлова, 19 февраля 1991 года. Большой шум в мире и в стране произвело на днях провокационное интервью Павлова газете “Труд”, в котором он в сенсационном духе сообщил об имевшем якобы место заговоре западных банков, направленном на денежную интервенцию и дезорганизацию денежного обращения в СССР, и что, дескать, операция по обмену крупных купюр едва успела предотвратить этот заговор»[205].

Позднее В. С. Павлов на ленинградском Кировском заводе пошёл по цехам. Там неожиданно его обступили представители Движения «ДемРоссия», они «исступлённо – не преувеличиваю – кричали», будто обмен денег обобрал бедные слои населения.

Павлов В. С.: «Пришлось вступить в полемику. Обратился прямо ко всем присутствовавшим, а вокруг собралось свыше сотни человек: “Мужики, поднимите руку, кто из вас пострадал от обмена? Кто не обменял деньги? Если такие найдутся, расплачусь с ними немедленно! Здесь же, из своего кармана”.

Ни одна рука, естественно, не поднялась» [206].

Щербаков В. И.: «Справедлива ли реформа была к населению? Зависит от того, о ком мы говорим. Если имеем в виду людей, работающих на заводах, на фабриках, в сельском хозяйстве, на государственных учреждениях, то никто не пострадал ни на одну копейку.

Во всяком случае мне до сих пор так и не удалось никого встретить из таких пострадавших». Впрочем, даже один из главных реализаторов этого обмена А. В. Войлуков не был уверен в его необходимости. Он так и не поверил в готовящиеся денежную интервенцию и подрыв экономической безопасности страны. Арнольд Васильевич называл размер денежной массы, которая не была предъявлена для обмена – 6 млрд рублей. Половина из них были средствами теневых общаков. За границей могло остаться ещё 1 млрд, ну полтора миллиарда. Следует сказать, что руководство КГБ рассчитывало получить сумму в 22–24 млрд.

Скептическое отношение к результатам изъятия из оборота теневых денег и у В. И. Щербакова. Более того, он уверен, что с политической точки зрения советские власти сильно проиграли, дав возможность всем, кто стоял в оппозиции к союзному Центру и Правительству СССР, быстро объединиться и заработать солидный политический капитал. Однако…

Щербаков В. И.: «Если с помощью реформы действительно удалось предотвратить диверсию и вброс фальшивых миллиардов, тогда это стоило делать даже с такими политическими последствиями. Затягивать решение было опасно. Товарооборот был ужасным, денежный оборот тоже: страна сидела и без товаров, и без денег. Если бы в этой обстановке кто-то на самом деле вбросил огромные суммы фальшивок, взрыв был бы очень сильным. Может быть, как раз такими действиями Павлов его предотвратил.

Если же опасность была преувеличена или её не было вовсе, мы вышли из той истории с чистым негативом. Полной информации на этот счёт у меня до сих пор нет, мне были известны только рапорты КГБ, написанные очень грамотно. Под теми, что я видел, стояла личная подпись Владимира Крючкова. Его опасения находили подтверждение и по линии Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба. Не думаю, что там работали люди, желавшие блефовать ради обострения обстановки. Хотя на КГБ тогда и “вешали всех собак”, глупых людей в организации не было. Просчитать политические последствия такой провокационной акции они могли довольно быстро, и сами не пошли бы на провокацию. Полагаю, всё же, что серьёзные основания для тревоги всё-таки были.

В результате обменной операции правительство получило некоторые новые знания механизма, каналов движения денег и их географического распределения, яснее стали точки развития коррупции, что тоже не следует сбрасывать со счетов. Жаль, что этой важной информацией мы не успели воспользоваться. Повторю: не могу сказать, что эта акция была спонтанной и ошибочной. Даже если нам не удалось понять, действительно ли что-то реальное стояло за тревожными сообщениями КГБ и ГРУ.

Что совершенно очевидно: в результате был очень сильно подорван авторитет правительства и лично Валентина Павлова. Не погрешу против истины, если скажу, что с 21 часа 22 января 1991 года, когда в программе “Время” по телевидению был зачитан указ Горбачёва об изъятии из обращения и обмене 50- и 100-рублёвых банкнот образца 1961 года, реально начался обратный отсчёт времени до отставки Кабинета министров.

Нас бы свергли даже без августовских событий. Большинство населения страны, а тем более политический истеблишмент, уже считали нас политическими трупами. Мы с Павловым и сами, войдя в Кабинет министров в такой сложной политической и экономической обстановке, понимали, что работать доведётся недолго, часто говорили об этом в личных беседах. Расходились лишь во времени: Валентин считал, что у нас максимум год, я по молодости думал, что года два продержимся».

Повод для сдачи своего премьер-министра у Президента СССР был найден.

Горбачёв М. С.: «Пытаясь найти оправдание для этой в общем-то бесплодной, но хлёсткой операции, премьер в середине февраля в интервью газете “Труд” в сенсационном духе сообщил о якобы имевшем место