— вероятно, на венецианском диалекте — между 1305 и 1331 гг. Текст на старофранцузском, по мнению господина Лоньона, был написан между 1331 или даже 1341 и 1346 гг. В любом случае, как заявил ученый-медиевист, окончательно нам ее вернувший, «Морейская хроника» представляет собой рассказ «крайне живой, в некоторых местах даже романтичный; она изобилует живописными деталями и зарисовками нравов, воскрешающими перед нашими глазами чудесную историю французских рыцарей в Греции». Стихотворная греческая версия из того же источника не менее ценна, во-первых, потому, что представляет варианты и сюжетные продолжения, заполняющие множество лакун во французском тексте, во-вторых, потому, что показывает нам с натуры тесное сотрудничество греческого и латинского элементов. Далее, в связи с великим магистром Эредией, мы поговорим о каталонской версии.

Куда меньшим материалом мы располагаем в области истории архитектуры. В Морее нет ничего подобного Нотр-Дам в Тартусе или готическим соборам Кипра. От церквей, возведенных французами в своих столицах Элиды, Андревиле и Кларансе, почти ничего не осталось. В качестве примера «морейской готики» можно привести маленькую церковку Ипапанди в Афинах, от которой сохранились лишь абсида и придел, напоминающие готические постройки Лангедока и Ломбардии; а также цистерианское аббатство в Дафни (Дельфинабле) в Аттике, служившее усыпальницей герцогов Афинских из дома де ла Рош, композиция которого напоминает монастырь Понтиньи. Наконец, церковь в Халки (Негропонт), плоское изголовье которой относится к шампанской школе.

5. Латинская Морея в XIV и XV вв.

Морея при правлении Шарля Анжуйского

Мы рассмотрели мотивы, сами по себе вполне обоснованные, побудившие князя Морейского Гийома де Виллардуэна в 1268 г. войти в тесное подчинение королю Сицилии Шарлю Анжуйскому, заключив помолвку своей старшей дочери с одним из сыновей короля. Пока Гийом был жив, это подчинение если ничего не принесло Морее, то и не навредило ей тоже: всегда можно было надеяться, что отвоевание Константинополя, к чему тогда готовился Шарль Анжуйский, вернет княжеству Мистру и другие лаконийские крепости, потерянные в 1262 г. Смерть Гийома де Виллардуэна (1278), а затем крушение планов Шарля Анжуйского в Сицилийской вечерне (1282) разбили эти надежды. До того момента князья Морейские, сначала из-за упадка Латинской империи, затем по причине ее исчезновения, были столь же независимы, как короли. Начиная с 1278 г. история княжества Морейского будет лишь главой истории (и весьма бесславной) неаполитанских анжуйцев. После смерти Гийома де Виллардуэна Шарль Анжуйский как его преемник, а также свекор его дочери Изабеллы управлял страной (1278–1285) — ни разу в ней не побывав — через посредство своих бальи, первыми двумя из которых были коннетабль Мореи Жан де Шодерон (1278)[308] и сенешаль Сицилии Галеран д’Иври (1278–1280).

С первых же лет княжество ощутило свою зависимость. В общем, ситуация была аналогична той, в которой королевство Иерусалимское оказалось в 1231 г., когда император Фридрих II направил туда своим представителем Рикардо Филанджери. И анжуйские бальи в Морее, точно так же, как императорские бальи в Сен-Жан-д’Акре, имели тяжелую руку. Уже Галеран д’Иври попытался управлять французскими феодалами Мореи, столь дорожившими своими традиционными правами и вольностями, в абсолютистской манере, унаследованной анжуйцами от Фридриха II. Морейские бароны направили в Неаполь, к Шарлю Анжуйскому, Жана де Шодерона и Наржо де Реми с жалобой на это нарушение королевских обещаний. Шарль, в чьих интересах было ублажить морейскую знать в то время, когда он готовил поход против Византии, удовлетворил просьбу баронов. Он отозвал Галерана и заменил другим франко-неаполитанским бальи, Филиппом де Лагонессом, сеньором де Рокка ди Гульельмо, получившим приказ соблюдать привилегии баронов (1280–1282). В дальнейшем пост бальи доверяли местным баронам: Ги де Тремоле, сеньору Халандрицы (1282–1285), герцогу Афинскому Гийому де ла Рошу (1285–1287), Николя II де Сент-Омер, сосеньору Фиванскому (1287–1289), и Ги де Шарпиньи, барону Востицы (1289). Следует отметить, что назначение бальи местных сеньоров совпадает по времени с затруднениями, которые Анжуйский дом стал испытывать в Италии после Сицилийской вечерни. У анжуйцев было слишком много дел, чтобы вешать на себя еще и мятеж их пелопоннесских вассалов.

Изабелла де Виллардуэн и Флоран де Эно

Видимо, по тем же соображениям Изабелле де Виллардуэн была предоставлена свобода в политических — и сердечных делах. Наследнице княжества Морейского было семнадцать лет, когда она овдовела после смерти сына Шарля Анжуйского. В 1289 г. она вторично вышла замуж за коннетабля Сицилии Флорана де Эно, молодого сеньора, наделенного большими достоинствами, который вследствие этого разделил с ней княжеский трон (16 сентября 1289 г.). В 1290 г. супруги переехали жить в Морею.

Можно себе вообразить, с какой радостью молодая женщина, которая столько лет прожила, словно в ссылке, при неаполитанском дворе, вновь увидела пейзажи Греции, среди которых прошло ее детство. Можно себе также представить удовлетворение баронов, наконец-то вновь увидевших дочь своих князей. Тем более что это было очень кстати. После смерти Гийома де Виллардуэна страна пребывала в запустении. Как нам известно, правление иностранного двора, не проявлявшего интереса к этому далекому владению, и угрозы, создаваемые закреплением византийцев в Мистре, разрушили сельское хозяйство. Урожаев было недостаточно для прокормления населения, так что приходилось импортировать продовольствие из Неаполитанского королевства. Флоран де Эно, будучи человеком очень способным, принялся возрождать страну и ради этого заключил с византийцами мир, который, как рассказывает «Морейская хроника», в короткое время сделал землю плодородной и жирной (Кларенцский договор, 1290 г.)[309].

Кларенцский мир был мудрым актом. Состояние перманентной войны между латинянами и греками могло лишь разорить Пелопоннес. Теперь, когда закрепление арагонцев на Сицилии мешало неаполитанским анжуйцам направить в Морею крупные подкрепления, исчезла всякая надежда изгнать греков из Мистры. В этих условиях лучше было договариваться с ними. Однако не так-то просто было искоренить привычку к партизанской войне. Через три года после заключения Кларенцского мира тайгетские славяне, подчинявшиеся византийскому губернатору Мистры, внезапным ударом захватили латинский город Каламату (1293). Флоран де Эно направил в Константинополь к Михаилу Палеологу Жана де Шодерона и Жоффруа д’Онэ с посольством протестовать против этого акта разбоя. Они получили удовлетворение, и василевс отдал необходимые распоряжения, чтобы латинянам вернули город. Но это была не последняя тревога, поскольку эллинизм повсюду переживал возрождение. В 1296 г. знатный грек, оскорбленный франкским сеньором, отомстил, хитростью захватив замок Сен-Жорж, недавно построенный Флораном в горах Скорты (Аркадии). Война возобновилась. Флоран тут же осадил Сен-Жорж и для облегчения отвоевания замка и демонстрации своей готовности идти до конца приказал возвести рядом с ним замок Бофор. Но предприятие ни к чему не привело, ибо он преждевременно умер во время осады (23 января 1297 г.), и на этом латинское контрнаступление было остановлено.

Изабелла де Виллардуэн и