Шрифт:
Закладка:
Он мог… что? Усыпить Вифани и провести операцию так, что не останется даже тоненького шрама? Он мог это сделать, несомненно, нарушая все принципы этики. Но что тогда? Что он мог знать о живых душах и о том, как с ними потребно обращаться? Эта магия была утрачена вместе с величайшими волшебниками прошлого. Вера формирует реальность, — это он знал точно. Вера мага в свою магию позволяла ему ею пользоваться. Вера тысяч людей в бога, сосредоточенная в клирике, могла дать последнему власть над силами природы, наделить даром целить или сокрушать, повелевать животными, чудовищами и даже нежитью. Насколько сильно верили симианы в местоположение своих душ? Достаточно ли, чтобы их вера определила реальность?
Но что тогда? Всё изменить? Он ведь и это мог. Его маяк, его медная обезьяна, была в городе, находилась выше, в том большом дворце, куда маг наведывался пару раз ночами. Она так понравилась городским старшинам, что её не пустили на переплавку, и оставили на видном месте, в каком-то, возможно, зале совета?.. Тобиус мог начать вещать через неё в любой момент. Он мог объявить незнакомым с магией существам от имени их бога, что душу так просто не потерять, что хирургия брюшной полости больше не табу, возрадуйтесь… Обманом перевернуть устои части самобытной цивилизации ради того, чтобы получить возможность спасти одну жизнь и невзирая на то, что в будущем такое изменение породит ещё много религиозных войн, в которых будет утрачено много иных жизней… этика, проклятая ты сука, иди вон!
Прошло много времени с последнего раза, когда он обращался к своей Путеводной Нити. Времена метаний и поисков самого себя прошли, волшебник нашёл своё место в мире и с величайшим облегчением успокоился. Дальнейшие решения он принимал уже легче, полагаясь на наитие, как бы трудно ни было, как бы далеко ни забирался. И вот вновь сомнения вернулись. Прикрыв глаза, волшебник ушёл глубоко в себя, почти на грань сознания, растворился в медитативном трансе.
Так прошла ночь и вместе с тем, как пробуждался мир, возвращался в реальность и Тобиус. Он очнулся. Медленно из-за затёкших конечностей спустился с крыши и вернулся в гостиную, где не сомневался застать своих хозяек. На Вифани было больно смотреть, эта ночь стоила ей нескольких лет жизни, не иначе.
Волшебник приблизился молча и сел рядом, отрешённый и спокойный.
— Должен быть другой путь. Найди его.
— Что?
— Должен быть другой путь.
— Нет его, — тихо и хрипло ответила девушка. — Если бы был, разве же я бы…
— Ты не слышишь меня, Вифани, — подался он чуть вперёд. — Должен быть другой путь. Любая возможность, любой шанс, сколь бы неочевидным он ни был. Думай.
Страдания ожесточили её обычно приятный облик, добавили морщин, заострили скулы.
— Ты стал слишком много себе позволять. Невзирая на моё отношение к тебе, Тарка, это недопустимо.
— Накажешь зарвавшегося недоумка позже, когда сможешь заставить эту умную голову работать и дашь матери шанс. А теперь соберись, Вифани! Я должен сделать… вещь! Но я не смогу её сделать, пока ты не скажешь мне, что это за вещь! Любая возможность! Даже невозможная!
Он смог по-настоящему напугать её напором, вероятно, впервые за время их знакомства. А страх заставлял думать вне привычных границ, заставлял искать выход там, где прежде его никогда не было. Вифани задумалась.
— Алхимия, — сказала она почти неслышно.
— Что — алхимия?
Девушка убрала с лица непослушную прядь, она была измотана, но ещё не опустошена, полный знаний мозг работал.
— Помнишь, что ты говорил об этой вашей великой науке? Что легло в основу изысканий первых алхимиков?
— Желание найти панацею и эликсир бессмертия.
— Панацея, — повторила Вифани чужеродное слово, — лекарство от всех болезней. У нас есть рецепт.
— …Ещё раз?
— Мы знаем, как приготовить лекарство от всех болезней, это непросто, однако все ингредиенты есть. Кроме одного, самого редкого и тяжёлого в добыче.
Вифани ушла и вскоре вернулась из лаборатории матери со свёрнутым рулончиком шёлковой бумаги. Он был расстелен на столе, предлагая читателям письменность сару-хэм, в которой Тобиус уже неплохо разбирался.
— Это «Сказание о Талручине», — сказала девушка, — герое древности, которого почитают многие народы, приписывая себе родство, хотя на самом деле он был нашего роду-племени. Текст описывает подвиг Талручина, его победу над опустошающим голодом, явившимся из Великой Пущи. Герой, бесстрашный воин, лучший из всех, он единственный не погиб, но смог одолеть чудовище, заманив его в ущелье и забросав камнями. Ты слушаешь?
— Нет, я читаю… опустошающий голод, бессмертное чудище, исцелявшее все свои раны, огромный рог на голове, сосредотачивающий живительную мощь. Ахог меня побери, ну конечно, почему бы и нет!
— Тарка?
— Вы можете приготовить панацею из рога этого чудовища?
— У нас есть рецепт…
Тобиус прикрыл лицо руками, потёр глаза, лоб.
— Ты меня пугаешь, Тарка.
— Почему всё должно быть так сложно? Почему нельзя… на что нужно пойти из-за… я не знаю.
Отняв ладони от лица, он некоторое время слепо и неподвижно таращился в стену.
— Теперь я знаю, что за вещь должен сделать. Нужен рог.
— Это невозможно.
— Не мешай, я думаю… нужен рог, но с живого не добыть. Пока он жив, рог неразрушим, он прочнее алмаза. Убить же… убить этого великана… Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу. Не знаю, сколько времени это займёт, но я постараюсь…
— Куда это ты? — не поняла молодая лекарша.
Он сжал и разжал кулаки.
— Ты уверена, что нельзя просто взять и удалить воспалённый гокар, Вифани?
Ответа не последовало.
— Тогда мне ничего не остаётся, кроме как убить для вас мифическое чудовище.
Девушка мотнула головой:
— Это существо не мифическое и у него есть имя, — дохмаргвон, гигантский плотоядный ящер с
