– Солнце взошло.

Арлетта оторвалась от замечательной рубашки. Над озером по-прежнему лежала сумеречная тень, но туман развеялся, скрутился в плывущие в высоте розовые ракушки облаков.

– В глаза нельзя, а песни? Ты мне пел.

– Это я для тебя пел. Чтоб ты себя поняла. А мог бы и по-другому. Песни Поющего крайна – это такая штука… Страшней остзейского летучего огня. Никто устоять не может. Вон мы с тобой вокруг Хольма и Чернопенья чего устроили. А ведь я даже не пел. Зато ты плясала. Так что твои танцы, это, знаешь, тоже… Это ещё обдумать надо.

– А если б ты спел по-другому?

– То ты бы в меня влюбилась. Безумно. На веки вечные.

«Да, может, я и так, может, я и без песни», – подумала Арлетта и быстро решила подумать о чём-нибудь другом. Ну, конечно, мальчишки! Фиделио!

– А можно мне их повидать? – торопливо спросила она. – Леля, Эжена? Собачку мою?

– Тебе всё можно. Они ещё третьего дня к тебе рвались, но я не позволил.

– Почему?

– Шуму от них много.

Глава 15

Шуму действительно было много. Арлетта стояла, осторожненько прислонившись к корявому стволу старой лиственницы. Без поддержки стоять было трудновато. С одной стороны на ней висел Черныш, с другой прижимался Лель. Лель молчал от полноты чувств. Черныш ругался и шипел на всех по-иберийски, чтоб не подходили, потому что Арлетта только его. Шипения никто не понимал, и поэтому подходили все. Эжен стоял рядом и солидно рассказывал о том, что было, пока Арлетты с ними не было. Арлетта была бы и рада что-нибудь об этом узнать, но рядом вертелся слегка пополневший Лапоть, с гордостью показывал свою забитую в лубки, плотно притянутую к груди руку и толковал о том, что господин Ивар обещался, рука будет как новая, будто никогда не болела, и тогда уж он всем покажет. Неподалёку вились, разглядывая канатную плясунью как некое диво, ещё какие-то дети, иные будто знакомые, иные вовсе чужие. Взъерошенная девчонка лет восьми-девяти застыла напротив, вдумчиво ковыряя в носу. Конопушки на щекастой физиономии сияли как одуванчики.

– А я Марфутка из Волчьих Вод. Помнишь меня?

Марфутка? Та самая, которая выть умеет? Как же, забудешь такое.

– Ты крайна?

Ну и вопрос. Арлетта дёрнулась и попыталась незаметно ощупать спину, не прорезались ли крылья?

– Не, я нет.

– А нас крайны забрали, – торжественно похвасталась Марфутка, – меня, Матюху, Митьку и Миньку. Всех, кто захотел. Митьке, правда, в замок ходу нет. Зато он в городе теперь живёт, солдатом будет. Матюха у дядьки Валха в работниках. Сам попросился. А я тут, в замке.

В замке? Арлетта никакого замка, о котором твердили решительно все, не видела. К отвесной скальной стене притулилась добротно срубленная изба-пятистенок, больничка, куда какая-то тётка, причитая, утащила Варку-травника, который не может не лечить. По всей Либавской дороге до самого Верховца – где один выздоровевший, где двое, а где и целая семья. И тут, значит, лечит. И теперь кому-то понадобился. Велел подождать его, но Эжен с умным видом сказал, что ждать придётся долго.

– Кто за вами за всеми смотрит? – спросила Арлетта. Выходило, что тут полный замок сирот, да не простых, ещё домашних, а уличных.

– Господин Ивар, когда время есть. А ещё госпожа Хелена… ну, когда у неё время есть…

– Мы её боимся, – пожаловался Лапоть, – у неё не забалуешь. А на кухне, – слово «кухня» он произнёс с душевным трепетом, – тётенька Петра и Ивонна.

– А ещё бабушка Таисья смотрит.

– Но чаще всего сестрица моя, – со вздохом поведал Эжен.

– Она добрая, – прошептал Лель, – и красивая. Я её нарисовал.

– Красивая, – скривился Эжен, – раскудахталась, раскомандовалась, будто я дитё малое. Я в ученики к господину Ивару попрошусь, буду с ним по деревням… Ой. Едет кто-то.

Увидев, как помрачнело его лицо, Арлетта обернулась. По дороге через длинный, покрытый цветущими купавками косогор ехали два всадника, два тёмных пятнышка на яркой зелени. Сердце упало. С некоторых пор Арлетта к любым всадникам относилась с подозрением. Неужели и сюда добрались?

– Беги за господином Иваром. А ты, Лель, дуй в замок, прячься там куда знаешь.

Но господин Ивар уже шагал к ним, быстро, почти бегом, и тоже, не отрываясь, глядел на дорогу. Замер под деревом, притянул к себе Арлетту.

– Ну, держись, бабочка, сейчас будет.

– Что будет? – окончательно переполошилась Арлетта.

– Буря. С громом и молнией. Эй, вы, господа пресветлые крайны, бросайте всё, давайте сюда. Они вернулись.

Последняя фраза была брошена в воздух, вроде бы никому, но детишек отмело в сторону, а на полянке под деревом прямо из пустоты стали появляться люди. Растрёпанная молодая дама в длинной белой штучке с пышными кружевами, которая во фряжских землях называется «неглиже»; молодой господин весьма красивой наружности, в камзольчике в полплеча, с одной намыленной недобритой щекой; бледная девица с длинными чёрными косами, в строгом платье, с носовым платком, прижатым к губам; носатый, как ворон, парень, ворот рубахи распахнут, камзола и куртки нет, зато в руках длинный страшный палаш; девчушка в крестьянской понёве, при ней лохматый парень разбойничьего вида. Заметил Арлетту и подмигнул ехидно. Ой. Должно быть, тот самый Лекса, которого она тогда сковородкой. Другие на Арлетту не смотрели. Все, не отрываясь, глядели на приближающихся всадников. Один из них откинул капюшон. Взметнулись, полетели по ветру рыжие волосы.

Девица, висевшая на Варке, была такой яркой, что Арлетта сейчас же почувствовала себя пыльной серой мышью. Нет, конечно, рыжая красотка со всеми обнималась с визгом и писком, но на Варке висела как-то особенно долго, бормотала со слезами на глазах что-то про плохие предчувствия, про то, как прошлым летом она хотела всё бросить и лететь домой, потому что скверные сны замучили.

«Сон, – вспомнила Арлетта, – корабль, бурное море и эти, отданные ветру рыжие кудри. Да и спутник её там был. Наверняка он». Этот никому на шею кидаться не стал. Отбросил назад длинные белые волосы, поглядел на всех, как генерал на корявый строй новобранцев. Ох, а на Варку-то как похож. Как вечерняя заря на утреннюю. При чём тут заря, Арлетта не знала, так, подумалось.

– Та-ак-с, господа пресветлые крайны. Меня не было около двух лет. Я возвращаюсь в надежде обрести покой, предаться заслуженному отдыху после продолжительного и весьма опасного путешествия, и что я вижу? Кто притащил людей в замок?

– Это не люди, – подал голос Варка, – это дети.

Глядел он вроде бы с испугом, как нашкодивший школяр, но было во всём этом некое лукавство. Ну, поори, поори на меня, ты же вернулся живой, а мы все так боялись, что ты никогда не вернёшься.

– Могу я узнать, чьи дети? – не разочаровал его вновь прибывший.

– Э… Ничьи… То есть теперь наши.

– Вот как? Помнится,