— Ну, не было, так не было. — Себастьян отстранился, пожал плечами и насупился, как хмурый гном.

Я примирительно пихнула его в бок пальцем, лукаво ощерившись. В уголках его рта дрожала еле сдерживаемая улыбка, но он терпел до последнего, пока я не чмокнула его в щёку. Смутилась, забралась под одеяло и тихо оттуда посмеивалась.

— Отдыхай давай, — наставнически приказал Себастьян, и от его голоса повеяло нотками важности, от чего мне стало ещё смешнее. Дождавшись, когда его шаги стихнут за закрытой дверью, я вылезла из-под одеяла и попыталась отдышаться.

Не было никаких сил думать о том, что происходит между нами. Столько всего навалилось, столько всего предстояло обсудить и сделать, что размениваться ещё и на это казалось бессмысленным.

— Можно? — после короткого стука в дверях показалась Матильда, и я ей кивнула, сделав пригласительный жест.

— Простите, я заснула тогда. — Я интуитивно нырнула рукой под подушку и нащупала мамино письмо. — Когда она отдала вам его?

— Не отдавала. Я нашла его у неё в вещах после смерти. — Матильда сжала губы в тонкую бледную полоску, и в меня врезался её потухший взгляд.

— Уильям говорил что-то про ваше обещание, данное ему…

Мне было неловко расспрашивать Матильду обо всём этом, но в то же время хотелось добраться до сути, узнать, как всё было из других уст, сложить воедино картину или хотя бы её фрагменты.

— Если честно, я тогда совсем не думала, что говорю и что обещаю, — виновато ответила Матильда и сцепила тонкие длинные пальцы. — Как мы могли не взять тебя в школу с твоими-то способностями? Это уму непостижимо! Уильям очень ревностно относился к магии Сары, а потом и к твоей, так что даже не думал включить хоть на секунду мозг.

Невооружённым глазом было видно, как Уильям набил ей оскомину, как она ненавидит его, и какие ужасные воспоминания просыпаются в её памяти с его именем.

— Сколько себя помню на посту заместителя директора, Уильям всегда задирал Сару и унижал её за то, что Распределяющая Шляпа отправила её на Пуффендуй. Мол, какой сильный волшебник может получиться, если он учится на таком «мягкотелом» факультете.

— Какая глупость! — выпалила я, и мне стало стыдно за собственного отца, пусть я его таковым и не считала.

— Я правда и подумать не могла, что спустя столько лет он вспомнит прошлые обиды и заявится мстить, тем более ребёнку. — Матильда раздосадованно покачала свесившейся головой. — До сих пор не могу взять в толк, с чего он решил, что за меня должны расплачиваться Гаррет и его мать? Если бы я знала, что всё обернётся вот этим, я бы нашла другой способ…

— Вы ни в чём не виноваты. — Я накрыла её ладонь своей и ласково улыбнулась. Солнце стремительно уходило за горизонт, и в комнате становилось прохладно и сумрачно. — Вы вообще не должны были ничего делать, но ведь сделали, хоть я для вас абсолютно чужой человек.

Матильда поражённо уставилась на меня, а после поджала искусанные губы и порывисто притянула меня к себе, заключая в объятия. Из меня вырвался нервный смешок, когда я почувствовала, какая всё-таки крепкая и сильная эта волевая женщина. Неудивительно, что именно она управляет Хогвартсом, несмотря на то, что не сидит в кресле директора.

— Тебе нужно отдыхать и набираться сил. — Она отпрянула и шмыгнула носом. — Сюда ещё не раз заявятся авроры и назойливые журналисты, так что будь готова. — Она преподавательским тоном давала мне указки, пока я, как прилежная ученица, слушала её, а сама только и думала, что о друзьях, Альберте и Себастьяне.

К моему несказанному счастью, спустя три недели больничного заточения меня выписали.

Каждый день приходилось принимать уйму почтовых сов и перечитывать горы писем от друзей, одноклассников, преподавателей и журналистов.

Белые стены стали настолько знакомыми, что, ворочаясь перед сном, я могла по памяти восстановить каждую щель и трещину в них. Неимоверно тошнило от постных лиц медсестёр и постылого белого потолка, от каши по утрам и куриного супа на обед. Так что, когда я вышла на улицу, ноги сами понесли меня по заснеженной земле. Я не могла унять прыть до тех пор, пока не закружилась голова и до боли знакомое лицо не показалось из только что приземлившейся кареты.

По правде сказать, сначала появилось огромное серое табачное облако, а уже потом оно рассеялось, и я смогла в полной мере рассмотреть седые пушистые усы. Спотыкаясь, путаясь в ногах и визжа от счастья, я бежала вперёд, позабыв обо всех приличиях и нормах. С размаху впечаталась в широкую грудь и чуть не заревела от нахлынувшего счастья.

— Альберт, я так скучала! — проголосила я и посмотрела на него снизу вверх. Он рвано посмеивался в закрученные усы, сощурившись на солнце, как сытый кот.

— И я очень скучал, душа моя. — Он так же ласково, как и раньше, погладил меня по волосам и незаметно, как ему, наверное, показалось, смахнул с ресниц слезу. — Готова отправиться в путешествие?

— Путешествие? — несколько разочарованно повторила я. Конечно, я устала сидеть на одном месте, но перспектива снова вляпаться в какую-нибудь историю меня никак не прельщала.

— К Моррисам. — Он хитро ухмыльнулся, закуривая трубку.

— Этого кусочка пазла мне как раз не хватает. — Я взяла Альберта под руку, подхватила чемодан и ощутила себя почти цельной, как в тот осенний день два года назад.

— Вы знали что-нибудь об этом? — сдавленно и вымученно спросила я Альберта, когда прошла добрая половина пути к Раю.

— Ты имеешь в виду эту историю с Уильямом? — ни капли не смутившись, отозвался он и оторвал вдумчивый взгляд от окна повозки.

Я была ему невозможно благодарна за то, что хотя бы он не называл Уильяма моим отцом.

— Угу. Наверняка вы что-то знали, да?

— Душа моя, — он протянул мне кусочек шоколадки «Эйнемъ», — если бы я знал, как ты думаешь, оставил бы я всех вас в ту новогоднюю ночь одних? — он сказал это совершенно без обиды, но я знала, что кольнула его своими подозрениями. Закинув в рот шоколадку, извиняюще положила голову на его плечо. — Бедняга Себастьян, его сейчас допрашивают. — Он посмотрел на наручные часы и шумно вздохнул.

— С особым пристрастием, надо сказать, — поддакнула я. — Говорят, его не очень жалуют в Министерстве. Надежда только на Оминиса.

Я не видела Себастьяна две недели и ужасно соскучилась. Тело и душа изнывали тоской