Теперь же... Гавайи вновь оказывались в руках США. Гэнда не был ни дураком, ни слепым оптимистом. Он замечал признаки поражения, если те имелись, а они имелись. Захват Перл Харбора, возможно, был предпоследним гвоздём в крышку их гроба.

   И, раз уж, он отдавал себе должное за победу в 1941 году, почему он не должен взять на себя вину за поражение в 1943? Если он скроется, то превратится в лжеца, а лгать самому себе Гэнда не желал. Вину за это поражение он решил искупить лично. Коммандеру казалось, что Ямамото его поймёт.

   Гэнда подобрал "Арисаку", которая уже не понадобится погибшему то ли солдату, то ли моряку. Ему хотелось переодеться во что-то более подходящее для битвы, чем его белый флотский китель. Но в данный момент белое сукно уже настолько испачкалось в грязи, что укрывало даже лучше, чем пару дней назад. Среди оборонявшихся японцев он оказался далеко не единственным, кто носил белую форму. От этого Гэнде полегчало. Он не один такой офицер, что решил подороже продать американцам свои завоевания.

   В паре сотен метров впереди находились передовые отряды противника. В данный момент американцы не наступали. Время от времени они постреливали по японским позициям из винтовок, пулемётов или автоматических винтовок "Браунинг", дабы отвадить их от попыток нападения. Те, кто сражался на стороне Гэнды, поступали так же.

   Гэнда не считал, что его соотечественники способны идти в атаку. Они представляли собой дикую смесь из солдат и моряков. Какой-то капитан, видимо, был здесь за командира. Гэнда был выше него по званию, но оспаривать эту должность не стал. Приказы армейского офицера казались разумными, в то время как Гэнда знал о ведении боя на земле едва ли больше, чем о парижской моде. Впрочем, он быстро учился.

   Что же до американцев... Судя по всему, они собирали силы. Затем они ударят по японским позициям и прорвут оборону. Защитники, в свою очередь, либо погибнут на месте, либо отступят, чтобы удержать противника где-нибудь в другом месте. Гэнда уже видел, как таким образом поступали американцы. Ничего хорошего у них не вышло. Оценив по достоинству их боевую технику, Гэнда понял, что и ему ничего хорошего не светит.

   В одном окопе с ним сидел ефрейтор. Он был весь грязный и изодранный, но, когда Гэнда на него взглянул, тот изобразил подобие весёлой улыбки.

   - Непростая работёнка, господин, - сухо произнёс он.

   - Хаи - согласился Гэнда.

   Среди подобного бардака он уже не так рьяно относился к субординации, как прежде.

   - Такое впечатление, что ты и сам проделал весьма непростую работёнку, - сказал он.

   - Может быть, господин, - ответил тот. - Начал я на северном берегу, а теперь я здесь.

   Это уже необычно. Большинство японских солдат, что встречали американцев на севере, погибли. Гэнда знал, что армейские предпочитали умереть, но не отступить. Стараясь говорить, как можно, спокойнее, он произнёс:

   - Видимо, ты побывал во многих боях. Как так получилось, ефрейтор, эм..?

   - Меня зовут Фурусава, господин, - совершенно обыденно ответил солдат.

   Видимо, ему совсем не казалось, что он сделал что-то не так. И он объяснил, почему:

   - Я заметил, что все мои командиры погибли. Поэтому я стал действовать на своё усмотрение. Я решил, что гораздо лучше послужу Императору, если убью как можно больше американцев, чем отдам свою жизнь непонятно за что.

   Судя по тому, как он посмотрел на Гэнду, складывалось впечатление, что любой, кто с ним не согласится, быстро пожалеет.

   Но Гэнда не был с ним не согласен.

   - И как? Получается?

   - Да, господин, получается.

   Его винтовка - американский "Спрингфилд" - выглядела изрядно потрёпанной в боях, но она была хорошо смазанной и в отличном состоянии. Заметив, что Гэнда внимательно осматривает его оружие, ефрейтор пояснил:

   - Американцы разбомбили наши казармы в Гонолулу, и мы потеряли все "Арисаки".

   - И как тебе американское оружие?

   - Тяжеловато, господин, но, в остальном, весьма неплохо, - сказал Фурусава. - Калибр у неё больше, чем у "Арисаки", поэтому останавливающий эффект лучше. Мне нравится.

   В словах Фурусавы, по мнению Гэнды, было больше здравого смысла, чем у любого новобранца. И, несмотря на то, что акцент Фурусавы говорил о том, что прибыл он откуда-то из южной части Хиросимы, он казался более образованным, нежели рыбаки и фермеры, что составляли здесь большинство.

   - Почему ты, всего лишь, ефрейтор? - спросил Гэнда, что означало: "почему ты так говоришь? Почему ты так думаешь?".

   Молодой человек понял невысказанную часть вопроса, что говорило о том, что Фурусава именно так и думал. Криво ухмыльнувшись, он ответил:

   - Ну, во-первых, господин, когда мы сюда прибыли, я был новобранцем, а повышений тут особо не раздавали. А отец у меня - аптекарь. Среди однополчан из деревень, я оказался, своего рода, белой вороной.

   Отвечая на невысказанный вопрос Гэнды, он сказал:

   - Постоянные жалобы регулярно создавали мне проблемы. К тому же, я решил не высовываться, потому что, мне кажется, моим приказам не будут подчиняться так же, как чьим-то другим.

   Гэнда задумался, а смог бы он сам так бесстрастно говорить об упущенном заслуженном повышении. Вряд ли.

   - И, что думаешь, будет дальше? - спросил коммандер.

   - Сложный вопрос, господин. Вы должны знать намного лучше меня. Разве у флота не осталось кораблей и самолётов, чтобы разбить врага?

   - Нет, - без раздумий ответил Гэнда.

   Ефрейтор Фурусава пожал плечами. Удивлённым он не выглядел.

   - Ну, в таком случае, будем стараться стрелять, как можно, точнее.

   Он снова пожал плечами.

   - Карма.

   Он умел высказываться неопределенно почти так же, как и Гэнда. Его слова означали: "Мы все тут сдохнем, и нам никак этого не изменить". Какое-то время Гэнда раздумывал над этим. Но не долго. Он вздохнул и ответил:

   - Хаи.

   Ясуо Фурусава