меня Отбор закончен, нельзя допустить, чтобы Максон так про меня думал.

– Ты мог бы ее выбрать? Селесту, я имею в виду?

Он подошел и опустился на пол рядом со мной, стараясь не потревожить спину. Я не представляла, как ему больно.

– Если пришлось бы, я предпочел, ее Элизе и Натали. Но только в случае отъезда Крисс.

– Крисс – хороший выбор, – сказала я. – Из нее выйдет куда лучшая принцесса, чем из меня.

Он фыркнул:

– У нее нет такой склонности к подрыву устоев. Бог знает до чего могло бы довести страну твое чуткое руководство.

Я рассмеялась, потому что он был прав.

– Наверное, я бы ее развалила.

– Быть может, это именно то, что ей нужно, – отозвался Максон, продолжая улыбаться.

Мы немного посидели в молчании. Я думала о том, как это могло бы выглядеть. От королевской семьи избавиться нельзя – в чьи руки иначе перейдет власть? – но, быть может, имеет смысл изменить некоторые вещи. Должности можно сделать выборными, а не передавать по наследству. Что же касается каст… Я была бы счастлива, если бы их не осталось вообще.

– Ты не откажешь мне в одной просьбе?

– В какой?

– Ну, за сегодняшний вечер я поделился с тобой множеством вещей, признаться в которых мне было нелегко. Может, ты тоже ответишь мне на один вопрос?

Его взгляд был настолько искренним, что у меня не повернулся язык отказать ему. Я очень надеялась, что не пожалею.

– Да. На какой угодно.

Он сглотнул.

– Ты когда-нибудь меня любила?

Максон заглянул мне в глаза, и я задалась вопросом, видит ли он. Видит ли он все те чувства, с которыми я боролась, потому что принимала его за того, кем он не был, все те чувства, которым я никогда не отваживалась дать название. Я опустила голову:

– Когда я считала, что Марли высекли по твоему приказу, я была просто раздавлена. Не только потому, что это произошло, но и потому, что мне невыносимо было считать тебя человеком, который способен на такое. Когда ты говоришь про Крисс или когда я думаю о том, что ты целовался с Селестой… у меня в глазах темнеет от ревности. И когда мы с тобой разговаривали на хеллоуинском балу, я думала о нашем будущем. И я была счастлива. И если бы ты тогда… я сказала бы «да». – Последние слова я произнесла шепотом. Думать об этом оказалось почти физически больно. – Я так и не смогла разобраться в своих чувствах по поводу того, что ты принц и что встречаешься с другими девушками тоже. И даже после всего, что ты сегодня рассказал, думаю, в твоей душе всегда останутся уголки, в которые мне никогда не будет доступа… Но, несмотря на все это… – Я кивнула.

Я не могла заставить себя произнести эти слова вслух. Потому что, если они прозвучат, как после этого я смогу уехать?

– Спасибо, – прошептал он. – По крайней мере, теперь я могу быть уверен в том, что хотя бы в один краткий миг мы с тобой испытывали одни и те же чувства.

Глаза у меня защипало, к горлу подступили слезы. Он никогда не говорил мне прямо, что любит меня, не сказал этого и сейчас. Но подошел близко, очень близко.

– Какой же я была дурой, – срывающимся голосом произнесла я. Меня душили слезы. – Я позволила короне встать между мной и тобой. Я твердила себе, что на самом деле ты ничего не значишь в моей жизни. Упорно считала, будто ты нечестен со мной, что ты мне не доверяешь и не питаешь ко мне никаких чувств. В итоге позволила себе поверить, что ничего для тебя не значу. – Я взглянула в его прекрасное лицо. – Достаточно взглянуть на твою спину, чтобы понять, что ты был готов ради меня на все. А я взяла и все испортила. Просто все испортила…

Он раскрыл мне объятия, и я упала в них. Максон молча обнял меня и принялся гладить по голове. Как бы мне хотелось стереть все остальное и удержать этот миг, это краткое мгновение, полное понимания, как много мы друг для друга значим.

– Пожалуйста, не плачь, милая. Если бы я мог, то сделал бы так, чтобы ты в жизни больше не пролила ни слезинки.

– Я уже никогда тебя не увижу, – дрожащим голосом сказала я. – И все это по собственной вине.

Он прижал меня к себе еще крепче:

– Нет, я должен был больше тебе доверять.

– Я должна была проявлять больше терпения.

– Жаль, что я не сделал тебе предложение в тот вечер.

– Жаль, что я не дала тебе его сделать.

Он фыркнул. Я подняла на него глаза, не зная, сколько еще раз суждено мне увидеть его улыбку. Пальцы Максона утерли слезы с моих щек. Он сидел и смотрел мне в глаза. А я – ему. Мне хотелось навсегда запомнить этот миг.

– Америка… я не знаю, сколько времени у нас осталось, но не хочу растратить его на сожаления о том, чего мы не сделали.

– И я тоже.

Я потерлась щекой о его ладонь, целуя ее. Потом поцеловала кончик каждого пальца. Он запустил руку в мои волосы и притянул меня к себе, так что наши губы слились.

Как же я скучала по его поцелуям, таким спокойным и уверенным. И знала, что ни с кем и никогда больше, даже если выйду замуж за Аспена или еще за кого-нибудь, я не буду чувствовать себя так. Словно я делала его мир лучше. Словно я и была его миром. Это был не взрыв, не фейерверк. Это огонь, медленно выжигающий изнутри.

Мы переместились: я очутилась на полу, Максон надо мной. Он провел носом по моей щеке, скользнул по шее вниз, к плечу, потом тем же путем вернулся обратно, к губам, отмечая каждый шаг на этой дорожке поцелуем. Я запустила руки в его волосы. Они были очень мягкими и щекотали ладони.

Потом мы соорудили из одеял импровизированное ложе, и он прижимал меня к себе, глядя в глаза. Если бы не моя глупость, так могло бы быть каждую ночь до конца нашей жизни.

Максон натянул подсохшую рубашку, а сверху надел пиджак, чтобы прикрыть засохшие буроватые пятна, и снова свернулся клубочком рядом со мной. Когда мы оба устали, то принялись разговаривать. Я ни секунды не желала тратить на сон, и он, судя по всему, тоже.

– Думаешь, ты вернешься к нему? К твоему бывшему?

Мне не хотелось сейчас говорить об Аспене,