Однако было бы ошибочным считать, что 1967–1968 гг. были полностью провальными для США в тактическом плане: каждый раз, когда войскам Уэстморленда удавалось втянуть врага в бой, они наносили ему тяжелые потери. Захваченные документы свидетельствовали о падении боевого духа и дисциплины во многих подразделениях НФОЮВ и ВНА. В одном из них сообщалось о пропагандистских усилиях, предпринимаемых во 2-й дивизии «с целью противодействовать отчаянию из-за затяжной войны, нежеланию [воевать] … и положить конец дезертирству, перебежничеству, бегству с поля боя и самоубийствам»[730]. Вьетконговские командиры были в ярости из-за того, что в ходе контактов их люди нередко оставляли позиции и покидали поле боя. 28 февраля 1967 г. глава программы принуждения к миру Роберт Комер писал Линдону Джонсону: «Расточительно, дорого, но тем не менее мы, бесспорно, выигрываем войну на Юге. Немногие наши усилия — гражданские или военные — можно назвать высокоэффективными, но мы перемалываем врага массой и мощью»[731].

После одного из сражений в середине 1967 г., когда 514-й батальон НФОЮВ в дельте Меконга был атакован вертолетным и речным десантом и понес большие потери, один из выживших вьетконговцев пожаловался: «Нам всегда говорили, что длинноносые — плохие бойцы… а на самом деле они сражаются яростно… намного лучше, чем ВСРВ»[732]. 17 октября Объединенный комитет начальников штабов доложил Макнамаре: «Текущая стратегия и тактические действия приводят к устойчивому прогрессу… По всей вероятности, враг находится в значительно более трудном положении, чем показывает текущая боевая статистика и разведданные»[733]. Среди массы всевозможных вымыслов и фальсификаций, доминировавших над документальным ландшафтом этой войны, эта оценка не кажется такой уж фантастичной.

Между тем на заседаниях ханойского Политбюро «высказывались разные мнения о масштабах победы, которые могли быть достигнуты»[734]. К концу 1967 г. Драконий двор оценивал численность коммунистических сил в Южном Вьетнаме в 232 000 человек — 190 батальонов — по сравнению с 204 000 год назад. Такое увеличение было достигнуто за счет переброски значительных регулярных формирований ВНА с хладнокровным пренебрежением к растущим потерям. Как гласит официальная военная история Ханоя, это было время трудностей и разочарований: «После битвы в долине Йа-Дранг в ноябре 1965 г., когда мы уничтожили несколько американских батальонов, мы не провели ни одного сражения, в котором сумели бы выполнить поставленные задачи»[735]. Для коммунистического руководства было очевидно: если они не сумеют предпринять какую-либо впечатляющую инициативу, они обречены завязнуть в затяжной тупиковой войне. Но терпение их народа, вопреки тому, что они любили утверждать, не было неисчерпаемым. Таким образом, разработанный в июле 1967 г. стратегический план Ханоя призывал к «максимальной концентрации усилий ради достижения решительной победы через общее наступление-восстание, невзирая на любые издержки»[736]. Так началась предыстория Тетского наступления 1968 г. — первого крупного события этой войны, порожденного частично ложными надеждами, частично необходимостью показать своему народу результат.

Для Соединенных Штатов это также было непростое время. Антивоенное движение в стране набирало обороты быстрее, чем американские войска «искали и уничтожали» коммунистов в Юго-Восточной Азии. Вдумчивые политики и военные пришли к осознанию того, что ограниченные цели, которые ставили перед собой США в Южном Вьетнаме, — на фоне впечатляюще амбициозных целей коммунистического руководства — вовсе не были преимуществом, а, напротив, связывали США руки. Ограниченные цели ограничивали средства, приемлемые для их достижения, и прежде всего исключали возможность вторжения на Север. 9 августа 1967 г. Эрл Уилер писал: «Наше правительство постоянно подчеркивает, что мы не собираемся вторгаться в СВ… и не собираемся сокрушать ханойский режим… Мы просто хотим, чтобы СВ прекратил снабжать и поддерживать силы Вьетконга на Юге и вернул свои войска домой»[737].

Соединенным Штатам до конца войны так и не удалось преодолеть неразбериху в командовании союзными силами. Разведка была хронически слабым местом. Однажды Фред Вейанд раздраженно спросил у Билла Колби, почему его хваленое ЦРУ неспособно предсказать действия коммунистов, на что Колби ответил: «Знаете, я бы обменял всю нашу агентуру на Юге на одного-единственного агента на Севере». По словам Вейанда, он «был потрясен тем, что наша страна, со всей ее мощью, ничего не могла сделать. Это многое говорило о коммунистической системе… В каждой семье в СВ кто-нибудь был убит или ранен, все они ужасно страдали, и однако правительство сохраняло жесткий контроль над своим населением, в то время как мы не могли обеспечить порядок на улицах Нью-Йорка».

Доверие американцев к южновьетнамцам было удручающе низким, что касалось не только правительства, но и южновьетнамских войск. Агенты коммунистов были повсюду. Генерал-лейтенант Брюс Палмер был ошеломлен, когда командующий дивизией ВСРВ настоятельно попросил его не вести серьезные разговоры в стенах штаба. Когда они вышли на улицу, вьетнамец объяснил, что его начальник разведки подозревается в шпионаже в пользу коммунистов[738]. Палмер, как и многие другие военные, был возмущен ослаблением политической поддержки в Вашингтоне, в то время как тысячи американских солдат сражались и погибали на войне во имя провозглашенных правительством целей. После разговора с Макнамарой в июне 1967 г. генерал констатировал: «Наше гражданское и военное руководство стоят на разных позициях, это очевидно»[739].

Американское присутствие загрязняло Вьетнам во всех отношениях. Один журналист описывал характерную картину в Дананге: «На центральной городской улице рядом с набережной… возвышались горные хребты из деревянных ящиков и коробок со всякой всячиной: боеприпасами, консервами, безалкогольными напитками, пластиковыми ботинками, транзисторными радиоприемниками, электрогенераторами, артиллерийскими орудиями, грузовиками, бейсбольными битами, сладостями и развлекательными журналами. Казалось, каждая американская компания старалась сбыть сюда свои излишки товаров, которые вскоре превращались в мусор»[740]. Рядом со штабелями бетонных блоков и огромными мотками колючей проволоки на земле сидели старухи и бегали дети, выпрашивая у часовых сигареты и получая сомнительные уроки английского языка среди этих излишков изобилия, грозивших погрести под собой их страну. Многие командиры сетовали на то, что разного рода «блага жизни», которыми осыпали американские войска, — например, в некоторых боевых подразделениях раздавали мороженое — вовсе не повышали боевой дух, как предполагалось, а, наоборот, разъедали его.