Выхватив телефон из рук Сиси, я беру разговор на себя и убеждаюсь, что Марчелло прислушался к моему предупреждению.

— Не вмешивайся в это Марчелло. Я позволил ей позвонить тебе из вежливости, но не заблуждайся, ты никогда не заберешь ее у меня. Это касается всех, включая того тощего паренька, который решил на ней жениться. Я скажу это только один раз. Она моя. И поверь мне, я забуду всю нашу историю за секунду, если до этого дойдет дело, — говорю я ему, мой голос серьезен.

— Ты сумасшедший, — отвечает он.

— Может быть. Но помни, я из тех безумцев, которые сравняют с землей всю страну, если до этого дойдет. Так что сделай себе и всем остальным одолжение и держись подальше от этого.

— Ты, блядь, мертв, Влад. — Я стараюсь не закатывать глаза на его угрозы, но, похоже, он просто не понимает.

— Нет, Марчелло. Любой, кто попытается отнять у меня Сиси, будет мертв. В том числе и ты, — скриплю я зубами. Если меня заставят, то я просто покажу всем, почему меня вообще прозвали Берсерком. И никто не уйдет целым и невредимым. — Она в безопасности, и я не причиню ей вреда. Это я тебе обещаю, — говорю я, переводя взгляд обратно на нее. — Но она моя, — повторяю я, прежде чем повесить трубку и бросить телефон на землю.

— Что... — Глаза Сиси расширились. — Ты уничтожил его..., — бормочет она, глядя на разбитый экран.

— Это было предупреждение для твоего брата, но и для тебя, Дьяволица, — я притягиваю ее к себе, заставляя посмотреть мне в глаза. — Никто и никогда не отнимет тебя у меня.

— Пока тебе не надоест, — шепчет она.

— Мне никогда не будет скучно, — я провожу пальцем по ее губам, ее зрачки расширяются, когда я опускаю голову ниже. — А теперь давай поедим, — говорю я ей в губы.

К сожалению, мы оба забыли о яйцах, пока разговаривали по телефону, и я умудрился поджечь единственную доступную еду в доме.

— Я закажу немного, не волнуйся, — я пытаюсь успокоить ее, пока спешу за ноутбуком, внезапно испугавшись, что она будет капризничать, если проголодается, а это уж точно не принесет мне никаких дополнительных очков.

Доставка еды занимает некоторое время, но когда все разложено на столе, и мы оба копаемся в еде, наступает тишина.

Время от времени ее взгляд с любопытством возвращается ко мне, и даже когда я теряюсь в ее красоте, то пытаюсь вспомнить некоторые советы, которые я читал.

— Ты очень милая, когда ешь, — я говорю ей комплимент, и на моих губах появляется небольшая улыбка.

Ее рука замирает в воздухе, когда она собирается откусить куриное крылышко.

— Не то чтобы ты не была милой каждый день. На самом деле, ты милая каждый момент, — продолжаю я, боясь, что как-то проговорился.

Она наклоняет голову в сторону, продолжая наблюдать за мной.

— Красивая, а не милая, — вношу я поправку.

Черт возьми, я забыл, что женщинам важны особенности.

— Это так? — спрашивает она неубедительно, ее рука задевает челку, открывая родинку на лице.

— Конечно. Даже эта пятнистая штука на твоем лице очаровательна, — добавляю я для убедительности, поскольку нет такой части ее лица, которую бы я не любил.

Она моргает дважды, медленно. Ее рот открывается и закрывается несколько раз, прежде чем она внезапно встает, берет все ведро куриных крылышек и вываливает его мне на голову.

— Ты хам, — бормочет она, топая из кухни.

А я остаюсь хмурым, не понимая, что такого неправильного я сказал.

Черт, но почему я такой большой идиот?

Что-то, что я сказал, должно быть, расстроило ее, и теперь я снова на нуле. Или это минус?

Я вздыхаю, встаю и смотрю, как из моих волос выпадает еще больше крошечных куриных крылышек.

Почему с женщинами так сложно?



То, что она меня полностью игнорирует, заставляет меня поверить, что я должен изменить стратегию. Хотя бы немного. Одежда, обувь и сумки были доставлены, но она даже не обратила на них внимания. Она снова закатила на меня глаза и пошла дальше.

К счастью, на этот раз я запасся продуктами, так что у нее были ингредиенты, чтобы приготовить что-нибудь поесть.

При всем ее раздражении на меня, она приготовила достаточно еды для двоих и дала мне тарелку. Должен признать, что я, наверное, слишком долго смотрел на нее, что она чуть не отобрала ее у меня.

— Ты вообще ешь? — спросила она, ее голос говорил мне, что я не должен расстраивать ее еще больше.

Но дело было не в том, что я не хотел есть. Скорее, я не хотел, чтобы она исчезла так быстро. В конце концов, это было то, что она сделала своими руками - для меня.

Ну, не для меня, но все равно, мне казалось, что это для меня, и я хотел сохранить это еще немного.

— Конечно, — тут же ответил я, взял вилку и принялся за еду.

Ах, но это было так вкусно.

Мне кажется, я не ел такой вкусной еды за всю свою жизнь, и я обязательно должен был указать ей на это. Но даже этот комплимент остался без внимания. Она только кивнула и, закончив, ушла в свою комнату, поручив мне помыть посуду.

Холодное обращение продолжается больше недели. Я пытаюсь принести ей подарки, чтобы показать, что я серьезен, но она просто игнорирует их, смотрит мне прямо в глаза и хмурится, как будто я отброс земли.

В каком-то смысле так оно и есть, потому что я знаю, что поступил с ней непростительно. Я знаю, что причинил ей слишком много боли, чтобы она могла дать мне еще один шанс.

Но я не могу прекратить попытки. Не тогда, когда альтернативой является медленная удушающая смерть. Потому что без нее я определенно отправлюсь в раннюю могилу.

Есть некоторое утешение в том, что она рядом и никто другой не может до нее добраться. Но как это может помочь мне, когда она презирает все мои попытки показать ей, как сильно я раскаиваюсь в своем поведении?

Проходит время, и, хотя она уже не так