Испанец не стал задавать лишних вопросов, малый оказался с понятием, не раздумывая, дал пять телефонных номеров с именами сотрудников (исключив подобные случаи), «коллеги» расстались по-приятельски, пожелав друг другу здоровья и плодотворной работы.

О продолжении сна уже и не было речи, Воронов решил прогуляться по старому городу. Покинув отель, по узкой улочке прошел к площади Святого Якова, мощеной серым диким камнем. Там друг против друга красуются барочные дворцы женералитета (правительства провинции) и аюнтамьенто (ратуши) Барселоны. Детально рассмотрев статую Святого Георгия (покровителя Каталонии) над входной аркой в здание правительства, Сергей свернул в темный проулок с нависшим над прохожими манерно-резным «Мостом вздохов». Чуток пройдя в сторону, он оказался у апсиды кафедрального собора Святого Креста и Святой Евлалии, выложенной почерневшими тесанными гранитными блоками. Обогнув слева собор, оказавшись уже на площади де ла Сеу, Сергей залюбовался великолепием готического фасада этого чудесного храма.

Воронов знал, что это единственное культовое сооружение города, не подвергшееся классовому вандализму. Десятки церквей церкви Барселоны немилосердно разграблены (иные даже сожжены и порушены), мощи святых выбрасывали на улицу под улюлюкивание восторженной толпы. Знакомые печальные картины — копия наших российских событий. Две главные боголюбивые в мире нации (испанская-католическая и русская-православная) в жестоком безумии не щадили вековых, отеческих святынь. В каком же диком умопомрачении оказались эти два народа? И еще Сергей знал, — несмотря на гонения, испанская церковь единственно щедрый опекун обездоленного люда. И еще парадокс — в республиканских госпиталях в войну не оказалось среднего медицинского состава, ибо обязанности сестер милосердия в Испании традиционно исполняли монахини, но безбожники отказали сестрам, исполнять христианский долг. Безбашенный террор республиканцев против католической церкви даже превзошел российские масштабы. А вот собор Святого Креста анархисты, полгода безраздельно владевшие Барселоной, пощадили, говорили, — якобы каменное кружево башен храма заворожили нехристей.

Далее гость решил выйти на Лас Рамблас — главную улицу города, но заплутал в извилистых улочках готического квартала, внезапно оказался перед черным обгоревшим остовом собора Санта Мария дель Пи (Божья Матерь из сосны). Изначально срубленный из пиренейской сосны, в средние века выстроенный в камне, собор представлял гнетуще печальное зрелище. Ажурная витражная розетка над входной стрельчатой аркой походила на зловещую черную дыру, будто бы ход в преисподнюю. Только обглоданный палец колокольни, как указующий перст, — взывал к небу. Сергей удрученно покинул закопченные площади Ориоль и дель Пи, и через три минуты вышел на оживленную, празднично изукрашенную Рамблу.

Чем больше Воронов восхищался Барселоной, тем с ужасом понимал, что уготован к участи разменной карточной швали. Судьбу старшего лейтенанта напрямую определяли подковерные интриги в Коминтерне, а точнее, кураторы рьяных политэмигрантов в ЦК ВКП(б), а уж тех небожителей — лично направлял товарищ Сталин. Начались репрессии против видных коминтерновцев — лидеров европейских коммунистических партий.

Воронов уже знал, что прибывший в июле в Испанию секретарь ИККИ Пальмиро Тольятти подверг отчасти справедливой критике представителей Коминтерна Кодовилью и Степанова, обвинив функционеров в ослаблении Народного фронта, возникшего из-за разлада коммунистов и социалистов. Но, в то же время военного советника Берзина, военного атташе Горева, торгпреда Сташевского, которые информировали вождя о том же самом, — вызвали в Москву и арестовали. Да только ли тех одних…

Как тут себя повести? И Воронов избрал «затяжную» тактику, понимая, что поспешно сделанные выводы и озвучивание которых руководству к добру не приведут. Текущей задачей остался только сбор компромата на работников Коминтерна, — тех, кто работал в Барселоне. Сергей постепенно налаживал тесное общение с испанскими товарищами и бойцами интербригад. Полное погружение в языковую среду содействовало овладению живым испанским языком, он стал понимать, о чем говорят люди, хотя собственные мысли доносил до окружающих еще с трудом. Но всему свое время… Так вот, — Воронов аккуратно собирал разрозненную информацию, не брезговал и досужими сплетнями, окружающими главную коминтерновскую «тройку»: аргентинца Викторио Кодовилью (Медина), венгра Эрне Гере (Педро) и Степанова (болгарина Стояна Минева — Морено). Нарыл любопытный материал и на военных советников Коминтерна — австрийца Штерна, венгра Ясса, итальянца Видали, немцев Штальмана и Цайссера, ну и других публичных представителей ИККИ. Полученные сведения отправлял в Москву, стараясь избегать лишних комментариев.

Не доверяя слишком охране явочной квартиры, опекающим, Сергей на черном рынке запросто приобрел два американских Браунинга «Хай-Пауэр» под люгеровский патрон 9Х19. К тому же защищенный мандатами СИМ, он чувствовал себя в относительной безопасности. Но знал наверняка, что столкновение с людьми Орлова неотвратимо, хотя «Швед» имел приказ Слуцкого обходить Воронова стороной. Так и понятно, — Лейба Лейзерович любыми правдами и неправдами хотел защитить свою шкуру, а человек НКВД, неподвластный резиденту ИНО, да еще не известно с какими полномочиями, естественно, представлял для него серьезную опасность. Проще уничтожить незваного гостя, сославшись на непрестанную сумятицу и неразбериху — вот почему Сергею приходилось тщательно конспирироваться, к тому же в городе объявился матерый «ликвидатор» Наум Эйтингон (Котов). Вот уж эти норовистые живчики-евреи!..

Готический квартал Барселоны с гаком превосходил виленский старый город, но Сергей вскоре освоился в путаных переулках и в разумных пределах не опасался слежки. Там у него появились две съемные комнатушки, в которых при необходимости можно залечь на продолжительное время. Владельцы убежищ — книготорговец Мануэль Семпере и вагоновожатый Габриэль Родригес отличались тем, что презирали власть беспринципных узурпаторов, потому и не были склонны к доносительству.

После дружеских бесед с людьми разных социальных слоев и политических взглядов: обывателями, чиновниками, партийными и профсоюзными функционерами, военными и интербригадовцами — у Воронова выстроилась ясная картина майских событий в Барселоне. И уже ничто не могло ее поколебать:

Непосредственным поводом к тем боям стал правительственный декрет о сдаче личного оружия, направленный против анархистов. В то же время, полицию (не связанная с профсоюзами) вооружили до зубов. Стало очевидно, что далее последует захват стратегических объектов Барселоны, подконтрольных конфедерациям труда анархистов.

Третьего мая полицейский отряд, под началом генерального комиссара коммуниста Саласа, посланный каталонским министром безопасности Айгуаде, попытался захватить Центральную телефонную станцию Барселоны на площади Каталонии. «Телефоника» с начала революции состояла под рабочим самоуправлением, охрана и персонал станции не повиновались и оказали сопротивление. Неподвластных рабочих поддержали вооруженные анархо-синдикалистские слои горожан, к которым присоединилась милиция ПОУМ. Инсургенты закрепились в рабочих кварталах, в то время как полиция и силы, верные коммунистам и каталонским националистам, удерживали центр Барселоны. Стихийно вспыхнула всеобщая стачка, в городе сооружались баррикады и начались уличные перестрелки.

Однако лидеры анархистов и ПОУМ не предприняли энергичных действий, в опасении краха «антифашистского единства». Береговые батареи в Барселоне находились под контролем анархистов, орудия могли запросто открыть огонь по штабам