Шрифт:
Закладка:
— Сейчас мои деяния прекрасны! — хохотали наугрим, скорее всего, не знавшие, кто и зачем сочинил то, что им сейчас казалось таким забавным. — Прекрасней чем у многих королей,
Дороги и чисты, и безопасны.
Но правлю я и понимаю ясно,
Что над любовью короли не властны,
Причём ни над чужой, ни над своей.
Вспомнив, как Сайвэ грустно смеялся над собой из-за «подозрительной песни» про травоядного кузнечика, верные короля Финдарато постарались не обращать внимания на очередную странную музыку, к тому же у Эрьярона и вовсе не находилось поводов для веселья. Однако услышанное неумолимо врезалось в память.
— Я был юнцом довольно романтичным
И к музыке любовь боготворил.
Но мой отец распорядился лично,
Чтоб вёл себя я тихо и прилично!
Судьба взглянула мне в глаза цинично:
Жена пришла, и пыл в груди остыл.
Зато не остывает славный ужин,
И праздничное ждёт нас торжество,
Где я король и неплохой к тому же!
И речь моя — не мальчика, но мужа!
Но снег и без моих указов кружит.
Прошло сто лет, и что? Да ничего!
Тучи постепенно рассеивались, в лесу становилось светлее, и даже наугрим, продававшие всем встречным похожие на шлемы тёплые шапки, не раздражали. Гораздо неприятнее было осознание, что новости для Берена и Барахира окажутся весьма недобрыми, если подтвердятся.
— Всё стало предсказуемым в природе!
Не но́во или, может, не ново́.
Красотки одеваются по моде,
Родится хлеб, вино в подвалах бродит.
И солнце всходит, а потом заходит!
А я король, и что? Да ничего!
Удивившись, что песня из Хэлкараксэ не просто сохранилась в веках, но и изменилась вместе с Ардой, а, значит, кому-то до сих пор нужна, Эрьярон выругался, надвинул на глаза капюшон и поспешил прочь от раздражающего подозрительного веселья.
***
Эмельдир сладко спала, несмотря на холод и шум вокруг. Девочка ночевала в крытой телеге, утверждая, что охраняет вещи, и никто с ней не спорил — охраняет, так охраняет. Закутается в шерстяное одеяло по самый нос и защищает добро. А как иначе это делать?
Барахир посмотрел на невесту. Какая же она милая! И такая беззащитная, хрупкая! Маленькая. Да, порой невыносимая, но…
В сердце давно зрела злость на Берена за его отношение к младшей, неудобной, дочери, и сейчас, когда тревожные вести липли друг к другу, словно снег в оттепель, вырастая в глыбу, способную сорваться с крыши на голову прохожего и убить, молчать не осталось сил. Спрыгнув на пока не чищенную дорогу и сразу ощутив попавший в не по погоде лёгкую обувь снег, сын вождя поспешил туда, где точно знал, сейчас находился родич.
— Как твои глаза? — спросил осторожно умывавшегося адана юноша. — Лучше?
— Спасибо, — сухо отозвался Берен, промакивая ресницы платком. — Конечно, лучше. Почти прошли! Но, мне кажется, это последнее, что нас должно сейчас волновать.
— Одно из последних, ты прав, — перешёл в наступление Барахир. — А первое — как ты собираешься дальше строить отношения с Эмельдир? Я знаю, что было раньше, и не надо оправдываться. Мне нужен только ответ на мой вопрос.
— Что? — высокий, превосходящий в росте юношу более, чем на голову, Берен нагнулся, некрасиво сгорбив и без того не слишком ровную спину. Худое бледное лицо ещё сильнее вытянулось. — Я буду воспитывать дочь, не спрашивая ничьего мнения! Эмельдир должна быть примером другим! Хорошим, а не дурным примером! Она не должна позорить отца и, — учитель надрывно кашлянул, — мужа! Будущего! Тебя! Ты понимаешь, что в последнее время старшая ветвь рода Беора и без того даёт сомнительные плоды, так ещё и Эмельдир…
— Что бы она ни делала, — тоже повысил голос Барахир, — не смей её бить! Если сам слабак и хочешь хоть кого-то быть сильнее, помни — только у жалких слабаков нет друзей! А у Эмельдир есть!
— Ты ещё не вождь, чтобы мне указывать! — рявкнул не слишком убедительно Берен. — Если бы не я…
Ощутимый удар кулаком в челюсть заставил отпрянуть и в растерянности схватиться за лицо.
— Полагаю, я вам помешал, — словно из-под земли появился Эрьярон, на одежде которого не было ни снежинки, будто эльф только вышел из дома, — однако разведке позволено даже у короля появляться, не предупреждая.
Книжник покраснел, как впервые признавшийся в любви юнец. Барахир смутился, однако гордо вскинул голову и скрестил руки на груди. Сопровождавшие Берена собратья, которые, разумеется, наблюдали за происходящим, усиленно занялись делами.
Верный короля сделал вид, будто ничего не заметил.
— Мятеж подавлен, — сообщил он совершенно бесстрастно. — Можете спокойно возвращаться домой.
— Но… — Берен вдруг в панике заметался, посмотрел на своё отражение в котле с водой, потом — на салфетку, потёр челюсть. — Вот так? Как? И всё?
Из телеги высунулась хихикающая Эмельдир, подозвала жениха.
— Папка так реагирует, — шепнула девочка, — словно ему стыдно показаться перед роднёй с опухшей рожей.
— И с синяком, — Барахир многозначительно потёр кулак. — Я ему показал, что бить слабых плохо.
— Показал, ударив слабого? — от души расхохоталась Эмельдир, хлопнула жениха по плечу.
— Я правильно понял, Эрьярон, — сын вождя отошёл от невесты, поджав губы, — что раз мятеж «подавлен», значит, с моим отцом всё в порядке?
Эльф кивнул и пошёл за вещами в палатку, не оставляя следов на свежем снегу.
— Есть и другие новости, — сказал Эрьярон, не оборачиваясь, — непроверенные, поэтому я не стану говорить о них, чтобы не множить сплетни. Поехали, иначе снова попадём в метель.
— Что же там за новости? — заволновалась Эмельдир.
— Похоже, речь о чьей-то смерти, — опомнился Берен и схватился за горячий котёл. — Что бы это ни было, надеюсь, слухи не подтвердятся. Ай! — подул он на ладони. — Да что за новая напасть?!
***
Первого раненого притащил старший из родных детей Бериль:
«Сестра, помогай, иначе помрёт. Видишь, стрела в бочине?»
Аданэль всех сыновей приёмной матери называла братьями, однако в глубине души всё равно оставался горький осадок, и считать себя полуэльфийкой было приятно, мол, да, у кого-то есть любящие родители — настоящие мама и папа! — зато я из Старшего Народа. Вот так-то.
Помогать раненому взялись сразу несколько женщин, однако ничего сделать не смогли. Второго принесли незнакомые люди, третьего — кто-то приволок и
