Шрифт:
Закладка:
Старик ответил не сразу:
— Я скажу так: ишак может жить и без седла. Душа может жить без шариата, без шариата может жить мусульманская вера, это молитве не мешает. А шариат — это все равно, что гнилая кожа. И ты хочешь сшить из нее чувяки… Еще хочу сказать я, старый Казмай, и это я буду говорить перед всеми людьми, когда они соберутся для решения больших вопросов, это я скажу и Иналу, и русским начальникам, — неправильно, что советскую власть стерегут отдельно кабардинцы, отдельно балкарцы. Один дом отдельно, другой дом отдельно. Бандит на один дом нападает, потом на другой дом нападает. Надо нам советскую власть стеречь вместе. Надо нам, балкарцам, объединиться вместе с кабардинцами. Вот какое добавление хочу я сказать.
— Сладкие слова говоришь ты, старик, — заметил Казгирей, сын Баляцо. — Это верно, две руки сильней, чем одна.
С еще большей горячностью согласился со словами Казмая веселый Хабиж и добавил от себя:
— Зачем шариатисты привязывают своего козла к советскому плетню? Лучше, если к этому плетню привяжут свою скотину балкарцы вместе с кабардинцами.
— Я еще так скажу, — продолжал дед Казмай, — к одной арбе довольно двух волов, один кабардинский, другой балкарский, а третьего вола, шариатского, совсем не надо. Третий вол только мешать будет.
Опять внес поправку сын Баляцо:
— Мы запряжем не волов, а коней. Инал всегда говорит, что наш конь, красный конь, — добрый конь…
А дед Казмай, высказывая свои соображения и прислушиваясь к ответам, внимательно осматривал небо и гребни ближних гор и подымающиеся за ними снежные головы дальних вершин, уже озаренных солнцем. Вокруг яркой розовой скалы медленно парил орел. Старик рассматривал все это с таким видом, как будто видел там подтверждение своей правоты.
ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК. НЕ МОСКВА — МЕККА
Что же удивительного в том, что старый Казмай призывал небо себе в свидетели? Ведь он был прав! Разве не о том же думали и пеклись день и ночь Инал и Степан Ильич? Не о том ли самом мечтал Астемир вместе с дедом Баляцо, вместе с людьми, собиравшимися у стола Астемира?
Повествование наше идет к концу. Не все успели и смогли сообщить мы, не все удалось установить и разглядеть в широком потоке жизни. Но главное, кажется нам, уловлено. Главное — ясно, как ясно оно и Баляцо, и Казмаю, и сыну Баляцо, тезке верховного кадия…
Остается досказать немногое.
Казмай правильно назвал сроки, когда Инал, Эльдар и красная пехота разделаются в Батога с бандитами…
Началось все это в ночь на пятницу, а через три дня, в понедельник, в Нальчике, как всегда, был большой базарный день.
Еще до событий в Батога, в Шхальмивоко, в школе Астемира, и дети и родители готовились к другому: учитель Астемир обещал в ближайший понедельник повезти на подводах в Нальчик учеников. Главной целью было посмотреть своими глазами железную дорогу и поезд: по понедельникам как раз отправлялся из Нальчика местный поезд с вагоном дальнего следования до самой Москвы.
Готовились к этому давно и каждый по-своему. И все-таки Чача пыталась связать новую затею Астемира с событиями, грянувшими в Батога. Чача твердила, что учитель хочет, чтобы огонь-арба отвезла детей навсегда в Россию, чтобы в Кабарде уже некому было наследовать веру отцов. Дескать, этим большевики думают перехитрить Казгирея Матханова. Слух о том, что в Батога появилась новая большая банда, провозгласившая власть шариата, мгновенно прошел по всей Кабарде.
Астемир, не привлеченный на этот раз к операции, томился и с нетерпением ожидал понедельника, когда в городе узнает все точнее. Очень уж непривычно было ему оставаться в стороне от событий в такое горячее время. Мало успокаивали его и те разъяснения, какие приносил дед Еруль, сменивший в эти дни свой «государственный крик» на неторопливые беседы с Астемиром.
А разговоры шли разные. Одни утверждали, что видели русских солдат, строем возвращавшихся в Нальчик, Другие уверяли, что солдаты вели пленного Аральпова. Третьи авторитетно заявляли, что Казгирей Матханов поделил власть с Иналом и оба они проехали в Нальчик с зеленым знаменем в руках. Находились, однако, и такие, кто полагал, что правителем все-таки будет Давлет, которого выпустили из тюрьмы, и что якобы старый Саид с вечера уехал в Нальчик для разговора с Давлетом. А Саид действительно уехал, но только для другого разговора.
И вот наступил желанный день. Охотников ехать в Нальчик вызвалось немало, но это было на руку Астемиру. Чуть свет по аулу разнеслось фырканье запрягаемых коней. На дворе Астемира собрались дети и женщины, как будто этот двор опять стал двором председателя советской власти.
Рано встала Думасара, с нею проснулись и Лю и Тембот. Рано пришел дед Еруль.
— Ты уже здесь, Еруль? — со сна слегка покашливая, щурясь, спрашивал Астемир. — Что это у тебя такой вид, словно у теленка, услышавшего жужжанье майского жука?
— Что ж тут удивительного? Мир колесом идет… Не только теленок — и умный голову потеряет.
— Мало ли чего не случалось, не нам теряться. Что нового?
В доме всегда были рады деду, особенно после смерти Баляцо. И Еруль любил бывать здесь. Вот и сейчас тревожные мысли не мешали ему с удовольствием вдыхать запах мяса и мамалыги, распространяющийся от очага, у которого хлопотала Думасара. Поэтому он не торопился, старался затянуть разговор.
— Ты говорил, Астемир, что большевики навсегда принесли советскую власть. Принесли, да ненадолго, плечи больше не выдерживают.
— Не узнаю тебя, Еруль! Мелешь какой-то вздор не хуже Давлета.
— А как же, я-то ведь знаю, что делается в Кабарде. Ты хоть в город ходишь, а много ли знаешь? В городе только и спорят о буквах: какими буквами писать, какие буквы читать? Я помню, как Казгирей Матханов доказывал у тебя в школе, что нужно читать и писать по-арабски, — и неспроста при этом воспоминании Еруль перешел на шепот: — Слышишь, Астемир, турки задумали убрать от нас советскую власть. Турки подают руку Казгирею Матханову через перевал. Вот зачем Саид уехал в Нальчик! — И скажем тут, что в этой догадке Еруль, сам того не подозревая, был недалек от истины. — Как думаешь, одолеем турок, не получится у нас, как в песне:
Конец веревки размочалился —
вся веревочка пошла…
