своей прямой обязанности — охранением общественного порядка и спокойствия. Совершенно иного типа был Д.Ф.Трепов. Принадлежал он к числу тех ограниченных, но весьма честолюбивых людей, которые совершенно не сознают своей ограниченности, ничтоже умняся берутся за всякое дело, и притом постоянно хватаются за исполнение самых вздорных, случайно пришедших им в голову или навеянных другими идей. Если к этому прибавить, что никакой устойчивостью ни мысли, ни образа действий он не отличался и легко поддавался панике, то легко будет понять, что более неподходящего человека для исполнения сложных обязанностей государственного характера, да к тому же в революционное время, нельзя было выбрать.

Сочетание ограниченности с крайним невежеством, с одной стороны, и легкая увлекаемость новыми мыслями, с другой, приводили на практике к самым неожиданным результатам. Свойства эти побуждали Д.Ф.Трепова предпринимать такие действия, которые в корне противоречили единственно крепко в нем заложенному чувству — глубокому и искреннему монархизму. Обнаружилось это в полной мере весной 1906 г., когда под влиянием страха за династию он пустился в переговоры с кадетами, осаждавшими власть в Первой Государственной думе.

При всем том надо сказать, что при поверхностном знакомстве с ним Д.Ф.Трепов первоначально производил приятное впечатление. Благовоспитанность форм и чрезвычайная искренность тона, при полной готовности — это ясно чувствовалось — воспринять мысль своего собеседника, скрывали до поры до времени его глубокое невежество, а в особенности неспособность длительно останавливаться на какой-либо мысли и сколько-нибудь тщательно ее обсудить. Крылатое слово, пущенное про него с трибуны Государственной думы кн. С.Д.Урусовым, — «вахмистр[437][437] по образованию и погромщик по призванию» — в корне неверно. Даже Витте, в своих воспоминаниях отзывающийся весьма нелестно о Д.Ф.Трепове, отрицает, что он был охотником до погромов и вообще до дикого насилия[438]. Я скажу, что он не был и вахмистром. Образование его было действительно немногим большее, нежели у вахмистра, но отличительными для вахмистра свойствами — прямолинейностью и тонким пониманием своих прав и обязанностей — он вовсе не отличался. Наоборот, он постоянно хотел достигнуть преследуемой цели и осуществить возложенные на него обязанности не обыкновенным рутинным, единственно доступным для преобладающего числа людей способом, а какими-то особыми, сложными и новыми путями. Не считался он при этом ни с какими установленными порядками и даже законами. Последнее развилось у него, несомненно, в бытность его обер-полицмейстером в Москве, где под всесильной защитой великого князя Сергея Александровича, занимавшего должность генерал-губернатора, он привык не считаться ни с чем и ни с кем и столь же свободно нарушать права частных лиц, сколь игнорировать распоряжения, исходящие из центрального управления Министерства внутренних дел.

Иной человек был В.Ф.Трепов, бывший в описываемое время сенатором 1-го (административного) департамента, а перед тем таврическим губернатором.

Немногим более образованный[439], нежели Д.Ф., совершенно не склонный к отвлеченным рассуждениям, он отличался большим природным здравым смыслом, практической сметкой и деловитостью при железном характере и исключительной напористости в достижении преследуемой цели. Столь же убежденный консерватор и, разумеется, монархист, как и брат его, он все же видел в монархии не самоцель, а служебное начало для блага родины. При этом он вполне понимал, что сохранить единодержавный строй, разрушив те основы, на которых он зиждется, невозможно. Такой основой, в представлении В.Ф.Трепова, был существовавший в России сословный строй, правда, с каждым днем все более разрушавшийся и на деле во многих отношениях проявлявшийся лишь в различных, разбросанных в 16 томах Свода законов постановлениях, но все же сохранивший свою внешнюю видимость. Вследствие этого, когда Витте пустился в крикливую критику порядка вещей в империи и провозгласил необходимость слияния крестьян с прочими сословиями, В.Ф.Трепов вполне примкнул к стремлениям Горемыкина окончательно сломить шею Витте и, но возможности, захватить разрешение крестьянского вопроса в свои руки.

В результате получилось то, что сокровенным центром борьбы с Витте явилась квартира Горемыкина. Здесь, в тесном кружке, к которому присоединился Кривошеин, осуждались все действия Витте и обсуждались способы его устранения. Центр этот просуществовал довольно долго, а именно до весны 1906 г., т. е. до увольнения Витте от должности председателя Совета министров и назначения на его место Горемыкина. Действовал этот кружок через Д.Ф.Трепова, причем впоследствии тут составлялись особые записки, предназначенные для государя, а в некоторых случаях имеющие целью вразумить лишь самого Д.Ф.Трепова.

Действительно, хотя В.Ф.Трепов и имел влияние на своего младшего брата, но далеко не безграничное. Последний, как большинство слабовольных людей, боялся чужого влияния и, когда подозревал, что им хотят управлять, проявлял значительное упрямство. Подходить к нему надо было умеючи, оберегая его самолюбие и отнюдь не действуя на него нахрапом. Между тем В.Ф.Трепов, по свойствам своего горячего темперамента и несдержанного характера, не был способен на дипломатические подходы, в особенности к родному, да притом еще младшему, брату. Надо было дополнить непосредственное воздействие на Д.Ф. еще чем-либо иным. Вот в таких-то случаях и прибегали к особым запискам, написанным академически и в мягких тонах. Для составления этих записок был привлечен Кривошеиным Н.В.Плеве — человек определенно тупой, но хорошо владеющий пером и умеющий излагать и даже развивать чужие мысли. Но это было уже несколько позднее, а именно во время премьерства Витте, когда Д.Ф.Трепов состоял дворцовым комендантом и имел, следовательно, возможность ежедневно видеть государя.

В описываемое время центр этот только что образовался, но тем не менее весьма скоро добился существенного успеха. Руководимый хитроумным Улиссом — Горемыкиным, он сумел использовать усиливавшееся у государя недоверие к Витте, когда последний пустился в своеобразное исполнение предначертаний указа 12 декабря 1904 г., чтобы окончательно его свалить. Началось это с того, что Горемыкин принялся в сельскохозяйственном совещании уличать Витте в непоследовательности и в том, что он ныне усиленно порицает те самые меры правительства, которые он же сам в свое время защищал и проводил. Вопрос шел об отмене в законодательном порядке в 1895 г. статьи 165 положения о выкупе надельных земель, в силу которой каждый крестьянин-общинник имел право приобрести в личную собственность состоящий в его пользовании участок надельной земли путем досрочного взноса всей причитающейся за этот участок выкупной суммы. Так как отмена этой статьи служила главным препятствием к постепенному разрушению общины, то тем самым оказалось, что инициаторы этой меры в высшей степени содействовали закреплению у нас общины. Горемыкин между тем заявил, что всего решительнее высказывался за эту меру и горячо защищал ее перед Государственным советом при ее прохождении там не кто иной, как С.Ю.Витте, ныне высказывающийся за уничтожение общины.

Витте, весьма не любивший, чтобы его уличали в непоследовательности, а