— Так-то лучше!

Няня насухо вытерла руки, повесила на верёвку полотенце, поторопилась вслед за Звёздной Девой по увешанному портретами почившей Мельдир коридору к лестнице на второй этаж.

— Помоги мне убедить отца не выдавать меня замуж за Денемира! — чуть не плача, крикнула Гильвен, заперев дверь на ключ. — Я не хочу!

— Почему, госпожа? — словно сама не знала ответ, спросила женщина. — Он совсем немного старше тебя и при этом небедный, у него есть дом и хозяйство, дружен с твоим отцом, а значит, тебя обидеть побоится. Он здоров и неплох лицом.

— Нет!

Гильвен скрестила руки на груди, фыркнула, сбросила со стола шкатулку, подаренную женихом, и снова обхватила себя за плечи.

— Зачем ты так, госпожа? — няня подняла драгоценную вещицу, открыла. — Поверь, моя леди, лучше, пусть дорогие вещи дарит муж, чем отец-вождь. Ты была маленькая, когда твой свирепый родитель прогнал одну из твоих сестёр из дома, поэтому не помнишь всего. Понимаешь, ни у одного другого мужчины в нашем краю нет такой власти, как у вождя. Да, муж тоже может выгнать из дома, отобрать что-то из вещей, но он не сможет заставить весь народ бояться помогать тебе. И, поверь, госпожа, я знаю, что говорю: лучше, когда муж содержит тебя, чем когда ты его. Юный красавчик, конечно, привлекательнее, чем зрелый мужчина, да и пыл у разменявшего четвёртый десяток уже не тот, но, госпожа, любое полено рано или поздно догорит, сколько маслом ни поливай. А Денемир — уже состоявшийся господин, ты видишь, чего он добился. И в армии отслужил уже. А юноша уйдёт на север — и поминай, как звали. Или лентяем окажется. Красивая мордашка не гарантирует сладкой жизни.

— Ты не поняла, — Гильвен подошла к няне вплотную, положила ладони на плечи. — Я приказываю, ты выполняешь. Завтра утром ты пойдёшь к моему отцу и заставишь его отказаться от мысли выдавать меня за Денемира. Скажи, что я отравлюсь. Перестану есть. Что угодно скажи! Но замуж я выйду только за одного мужчину. И ты знаешь, за кого.

— Но как я об этом скажу твоему отцу, госпожа? Он ведь…

— Это приказ, няня. При-каз.

***

Во сне было много воды. Сначала прозрачной, но постепенно она густела и становилась грязной, словно болотная жижа. Первое время под ногами ощущалось дно, однако потом опора исчезла. Все мысли занял один отчаянный вопрос:

«Где Барадис?!»

Она ведь утонет! Её надо защитить! Её специально будут топить! Все вокруг только этого и хотят! Все хотят её смерти! Все! Её мечтают убить живые, и забрать мёртвые! Она всем нужна!

Барадис! Где ты? Отзовись, любимая!

Грязь прибывала медленно, но неумолимо.

Барадис! Любимая!

— Брегор! — позвал вдруг Берен, как-то оказавшийся на середине огромного болота в лодке. — Плыви ко мне! Спасайся!

Родич начал грести в сторону вождя, но чем больше старался, тем дальше оказывался.

— Больше ни у кого лодки нет! — крикнул снова Берен, за спиной которого медленно поднималась чудовищных размеров волна. — А на плот тебе нельзя!

Видимо, заметив ужас в глазах Брегора, книжник обернулся и беспечно махнул рукой, из которой почему-то исчезло весло:

— А, это! Ерунда! Это моя, она своих не трогает.

Расхохотавшись над абсурдностью сказанного, вождь беорингов проснулся и ощутил, как бешено колотится сердце. Где Барадис?

Любимой рядом не оказалось, постель на её месте остыла. Что-то случилось? Ей плохо?

Вскочив с кровати, словно молодой, Брегор бросился прочь из комнаты, но вдруг даже через закрытое окно с улицы донеслись многочисленные крики.

***

Этот пузырёк — перед едой, этот — после, но только утром. Этот — перед сном, а этот — после сна. Кто их опять переставил? Жена что ли?

Упорядочив лекарства, Боромир перепроверил ключи. Вроде все на месте, замки все закрыл, дежурных склада отругал на всякий случай. Однако почему-то всё равно не спалось. Решив выйти и немного прогуляться вокруг дома, старик поковылял на улицу, на ходу утепляясь. Слух и зрение подводили давно, поэтому Боромир далеко не сразу понял, что случилось нечто плохое, и только брошенные кем-то в его сторону насмешливые слова заставили посмотреть дальше забора. Просто так ведь случайные прохожие среди ночи не говорят кому попало:

«Ну всё, готовь гроб, батя тирана!»

***

Тревожный звон колоколов по ночам не был чем-то исключительным для семьи пожарного, поэтому Бериль даже не встала проводить мужа, когда прозвучал сигнал тревоги. Уставшая от работы и детей женщина легко распознала в перезвоне известие о горящем нежилом помещении, что почти всегда говорило о несложной работе для борцов с огнём. Тем более, сейчас холодно, дождливо, пламя далеко не распространится. И только самый младший из сыночков сильно занервничал, но, оказавшись у мамы под боком, притих.

«Надо спать, — подумала сестра вождя, — завтра трудный день. Пока Берен не вернётся, в школе и приюте опять сплошной бардак будет! Опять половину книг испортят или потеряют! А, всё, всё завтра. Спать! Всё может подождать до завтра».

Короткая дорога сквозь лес

Человек, называвший себя главным в поисках снова исчезнувших родственников, чувствовал себя в лесу хуже всех: в темноте ничего не видел, да и на свету тоже, простудился в первую же ночёвку, от горячительного согревающего блевал под каждым деревом, воротил нос от грибов в любом виде, подворачивал ноги на корнях, пугался каждого шороха, панически реагируя на вероятную встречу с ядовитой змеёй.

— Это полёвка, Берен, — устав от вечных вздрагиваний лидера поисков, вздохнул Эрьярон. — И там впереди тоже полёвки. Это мыши такие. Их здесь много. Ещё ежи. И ящерицы. Ты им глубоко безразличен, поэтому по-хорошему прошу: ответь животным взаимностью.

Берен, трясясь, кашляя и хромая, гордо кивнул, поправил за спиной сумку и поковылял дальше. Эльфийский разведчик со вздохом покачал головой. Он хорошо помнил, как этот человек, никогда в жизни не уходивший далеко от дома в лес, бросился спасать дочь и остальных ушедших с ней родичей.

«Это ведь наши дети! — плакал он, не стесняясь. — Наше будущее! Мы обязаны их выручить!»

«Что имеем — не храним», — так и тянуло съязвить, однако верный короля сдержался.

Эрьярон вопреки всему лелеял надежду, что поиски быстро завершатся, поскольку