Шрифт:
Закладка:
— Ваша жена, наверное, очень красивая, — лукаво поглядывая на него, спросила мисс Сун, когда они вернулись в отель. — Вы, видно, ее очень любите. Везет же людям!
Сегодня она опять была в новом наряде. Красная с черным тонкая блузка, поверх — сиреневая шерстяная безрукавка и в тон блузке — узкая черная юбка. В воздухе, нагретом лучами осеннего солнца, витал аромат ее дорогих духов.
— Супружество — это всегда компромисс, — вздохнул отец, неторопливо помешивая кофе. Думая, видимо, о своем, он продолжал, тщательно выговаривая каждое слово: — Любишь жену или нет — надо до конца выполнить свои обязательства. Иначе не будет спокойна совесть, придут боль и раскаяние. Я предлагаю тебе ехать со мной, но зову не тебя одного. Возьмешь с собой жену и ребенка.
— Господин Сюй, расскажите, пожалуйста, историю вашей любви, — попросила мисс Сун. — Это, должно быть, очень романтическая история. Я думаю, многие женщины вас любили — ведь вы такой видный мужчина.
— Какая там любовь, — он усмехнулся, словно бы извиняясь. — Мы с женой до свадьбы даже не видели друг друга. Так что ничего романтического.
— Ах! — с несколько преувеличенным удивлением воскликнула мисс Сун.
Он смущенно пожал плечами. Ему хотелось подробно рассказать, какая у них с Сючжи была свадьба, такие свадьбы — явление аномальное, настоящая беда. Не столько даже беда, сколько позор нации. И он боялся, что станут смеяться над тем, что для него свято. В голове была неразбериха, и он молча сидел, не двигаясь, потягивая кофе маленькими глотками. В кофе смешались горечь и сладость, они неразлучны, и только их сочетание придает кофе особый, неповторимый аромат, который вызывает такое восхищение. Отец и мисс Сун прекрасно разбираются в тонкостях кофе, но способны ли они постичь все тонкости судьбы человека? В те смутные годы брак, как и остальные стороны жизни, зависел от случайного стечения обстоятельств. Случайность для них — это неопределенность. Но есть ведь еще другая сторона, и они ее не поймут. Это судьба, особое предначертание, которое вдруг, нежданно-негаданно, дарит человеку счастье. И чем тяжелее тебе, чем горше, тем драгоценнее такой неожиданный дар. Потом, когда они с Сючжи вспоминали свою необычную свадьбу, всякий раз испытывали и глубокую грусть, и глубокую радость. Только вряд ли это кому-нибудь будет понятно.
Это было весенним вечером 1972 года. Он, как обычно, напоил животных, закрыл загородку и вернулся в свой домишко. Не успел положить кнут, как распахнулась дверь и влетел Насмешник.
— Эй, Правый, хочешь жениться? — спросил он. — Если хочешь — только слово скажи, вечером доставлю невесту. — Насмешник был в сильном возбуждении.
— Ну что ж, доставь, — ответил он посмеиваясь, считая, что тот, по своему обыкновению, подшучивает над ним.
— Ладно! Слово — закон. Ты пока готовься. Со стороны невесты разрешение на брак имеется, а что до тебя — я уже с вашим секретарем поговорил. Секретарь сказал, что за ним дело не станет, нужно только твое согласие. Ну ладно, эту бумажку я тебе сам достану. И по дороге завезу в политотдел. А невесту привезу на обратном пути. Так что вечером свадьбу сыграем!
Стемнело. Он сидел на табуретке, читал журнал «Цзефанцзюнь вэньи» и вдруг услышал, как ребятишки снаружи кричат:
— Правому жену привезли! Правому жену привезли!
Вслед за этим распахнулась со стуком дверь, и в комнату снова ворвался Насмешник.
— Ну дела! Вина у тебя нет, так дай хоть воды глоток — горло промочить. Ох, устал! Полдня мотаюсь туда-сюда, тридцать верст отмахал. Ноги отваливаются. — Он зачерпнул воды из ведра, шумно выпил всю до капли и утер рот рукавом. Потом зевнул, потянулся и лишь после этого крикнул в сторону двери: — Эй, что ты там стоишь? Входи же! Это теперь твой дом. Иди, познакомься: это Правый, о котором я рассказывал, а по-настоящему — Сюй Линцзюнь. Он хороший, только бедный. Но чем беднее — тем славнее, как говорится!
И тут он увидел наконец, что перед ватагой ребятишек, собравшихся у двери, стоит девушка в чем-то нелепом, сером, накинутом сверху. В руках маленький белый узелок. Равнодушно и вместе с тем внимательно она оглядывала его маленькую, пропыленную и продымленную комнатушку. Как будто и впрямь собиралась надолго здесь обосноваться.
— Что?.. Что это такое? Как можно? — он не на шутку испугался. — Ну, знаешь, шути, да знай меру!
— А почему бы и нет? Не валяй дурака.
Насмешник вытащил из кармана листок бумаги и положил, словно припечатал, на край кана.
— Вот тебе и свидетельство. Это документ. Документ, понимаешь? Я сказал в политотделе, что ты не можешь бросить табун и поручил мне все уладить. Ну что, так и будешь сидеть сложа руки? Мы заскучаем. Эй, Правый!
— Как можно? Как это?.. — Он с трудом расцепил руки. Девушка наконец вошла в комнату и спокойно уселась на табурет, с которого он вскочил. Она вела себя так, словно и разговор, и все происходящее не имеют к ней никакого отношения.
— Как можно? Это ваше семейное дело, что ты у меня спрашиваешь? Я этого не знаю, и спросить не у кого. — Насмешник пододвинул к нему «документ». — Ну, ладно! Успеха вам, а я пошел. На будущий год, как родится толстенький малышок, не забудьте налить мне стопочку за его здоровье!
Подойдя к двери, он растопырил руки и, как пугают цыплят, шуганул толпившихся ребятишек:
— А ну, кыш! Чего уставились? Вы что, не видели, как ваш папа на маме женился? Скорей бегите домой, они вам расскажут! Давайте-давайте!
Насмешник махнул рукой и скрылся.
В сумеречном свете лампы он украдкой рассматривал девушку. Не красавица. Маленький нос, вокруг носа мелкие веснушки. Матовые, без блеска волосы, выражение лица усталое, черты мелкие. Ему почему-то вдруг стало жаль ее. Он налил в стакан воды и поставил на деревянный ящик, служивший столом.
Она посмотрела ему в глаза, прочла в них искреннее сочувствие и выпила всю до капельки
