— Твоя блажь пройдёт! А дети чужими не бывают, — и снова выказала зубодробительное спокойствие, которое заставляло меня буквально бурлить изнутри.

— Ты вообще слышишь себя? Блажь? Айза, я не люблю тебя. Никогда не любил. И никогда не полюблю. Вот тут, за рёбрами у меня лишь одна женщина, которая мне действительно нужна, и только ты стоишь на пути между мной и ею. Как думаешь, что я сделаю с этой преградой?

— Дань, угомонись! Я в положении, мне нельзя нервничать, — отмахнулась она от меня, как от назойливого комара.

П-ф-ф-ф!

Я чуть не взорвался, но буквально в последний момент сам себя же и осадил, держа в уме знание, что я говорю сейчас не со взрослой девушкой, а с маленьким капризным ребёнком, у которого забирают любимую игрушку. Вот и всё.

— Что в твоей голове, скажи? Мне уже даже интересно. Ты реально думаешь, что после всего этого ахтунга я буду мил или хотя бы любезен с тобой? Или может стану трахать тебя время от времени от безнадёги? Да, этого ты так отчаянно хочешь? Чтобы я нажрался и выебал тебя, фантазируя, что рядом со мной любимая женщина? Эта твоя голубая мечта? Быть подстилкой на вторых ролях? Жить со мной, зная, что я тебя на дух не перевариваю. Я не хочу от тебя детей, ни своих, ни чужих. Я не хочу от тебя ничего, кроме вожделенной свободы.

Всё-таки закипел я и уже не понимал, как успокоиться.

— Ой, замолчи! — глупо хихикнула она, и я, пребывая в полнейшем шоке, поднял брови вверх, наконец-то осознавая, что беседую с конченой идиоткой.

— Это правда, Айза. Она всегда колет глаза. И единственное, что тебе в данный момент нужно сделать, так это оценить свои перспективы и возможности. Я сейчас же потащу тебя в лабораторию, чтобы доказать, что ребёнок, которого ты носишь под сердцем, не имеет ко мне никакого отношения, а потом…

— Суп с котом, Данила, — перебила меня эта ненормальная, а затем жёстко припечатал, — я тебе не сиротка из захудалого Подмосковья. Ясно? Я — Айза Ильясова. И никто не заставит меня делать хоть какие-либо тесты до рождения моего малыша. Это понятно?

И последние слова она буквально прорычала, а я неожиданно осознал, что при таком раскладе, все мои планы на светлое будущее с Лерой могут рухнуть в одночасье.

Вот только я ещё не знал, что Айза выложила на стол не все свои козыри.

— Чего ты добиваешься? — развёл я руками в стороны. — Это же абсолютная и беспросветная тупость!

— Боже, Данил, я думала, что ты умный мальчик, но, оказывается, я всё это время любила форменного кретина.

— За языком-то следи! — угрожающе тихо процедил я.

— Так я правду говорю, — и снова издевательский смех рвёт её глотку, — ты даже не понял, что угодил в капкан. Всё, милый мой, твоя песенка спета!

— Какой на хрен капкан? Какая песенка? Что ты несёшь? — внутри меня всё дрожало от едва сдерживаемого бешенства.

— Возмездие, Данил, — она встала с дивана и двинулась к окну, располагаясь там и увлечённо разглядывая, как последние осенние листья срываются с деревьев и первые капли дождя разбиваются об оконные стёкла.

— Это какой-то сюр, — устало прикрыл я глаза и сжал пальцами переносицу, не в силах прямо здесь и сейчас решить, что делать со всем этим словесным поносом, источаемым Айзой. И её бредом вокруг сохранения нашего брака.

Чёрт знает что!

И пока я лихорадочно искал выходы из всего этого по сути тупого развода на лоха, жена наконец-то прервала своё затянувшееся молчание и заговорила. Медленно. Уверенно. И с внутренним ликованием, которое буквально сочилось из всех её щелей.

— Знаешь, Данил, а я ведь только недавно поняла, что никогда тебя не любила по-настоящему. Я с тобой мучилась.

Грустно рассмеялась и продолжила.

— Мы, девушки, устроены просто и понятно. Мы любим ушами и расцветаем, когда нас холят, лелеют и делают каждый день счастливыми. А если, наоборот — обижают, изменяют и заставляют плакать, а мы продолжаем всё это дерьмо терпеть, то наши чувства трансформируются в нечто другое. Уродливое и неправильное. И это уже далеко не любовь и даже не больная привязанность. Это — болезнь и её нужно лечить. Как? Очень просто — вырываешь человека из сердца, мыслей и души с корнем — только так и никак иначе. Сам вырываешь — без анестезии. Либо с ней, но её ставит только тот, кому ты на самом деле дорог. Вот и весь секрет простого женского счастья — не надеяться, что мудак сможет подарить тебе будущее.

— И к чему ты мне всё это сейчас рассказала?

— К тому, что я излечилась от тебя. Вот только, как и в случае с ложками, осадочек остался.

— Айза…

— Да, Данил, это не твой ребёнок. Может быть, охранника. Или тренера по йоге. Или вовсе какого-то бомжа. Но в нашем случае не это важно.

— А что же? — усмехнулся я, на мгновение чувствуя облегчение.

И абсолютно зря, потому что уже через секунду мои внутренности обварились концентрированным страхом и паникой.

— Важно, что твоя Лера, все девять месяцев, пока я буду вынашивать этого ребёнка, будет думать, что он твой. И ты никак не докажешь ей обратного. А я, будучи в курсе истории её детства, благодаря твоей бывшей любовнице Эллине Безруковой, теперь знаю, как давить на девчонку, чтобы навсегда похоронить твой шанс быть с ней.

— Ты спятила? — поднялся я на ноги и вперил в неё взгляд, полный ненависти и наконец-то понимая, что она задумала.

Вашу ж мать!

— О, нет! Я не спятила. Я, как никогда, мыслю ясно и трезво, а ещё понимаю, что за девять месяцев моей беременности твоя, как ты сказал, любимая женщина, успеет позабыть о тебе, встретить нового мужчину и может быть даже выйти замуж.

И вот на этом моменте я просто взял и застопорился, с агонизирующей болью в сердце представляя тот катастрофический исход, который с пеной у рта и в красках описывала мне жена. И это был, без преувеличения сказать, пиздец галактических масштабов!

А Айза тем временем продолжала посвящать меня в свои чудовищные планы.

— Хотя