Вотчинное хозяйство в отношении ремесла распадалось на два концентра: один — внешний, охватывающий ремесленников, разбросанных по деревням и погостам, принадлежавшим данному вотчиннику, а другой — внутренний, в который входили ремесленники, расположенные в непосредственной близости к усадьбе вотчинника.

Ремесленники первой группы связаны с вотчиной лишь оброком, в состав которого зачастую входила часть их продукции. С развитием внутреннего рынка и денежной ренты связь их с вотчиной именно как ремесленников, как мастеров, изготовляющих те или иные вещи, порывается, так как оброк вносится уже не топорами, косами и лемехами, а деньгами. Это вполне отвечает и той тенденции деревенского ремесла к выходу на более широкий рынок, которую рисуют нам документы XV в. Развиваясь в недрах вотчины, деревенское ремесло перерастало потребности вотчинного натурального хозяйства и становилось готовым к работе на рынок. Так возникало одно из интереснейших явлений в русской экономике XV–XVI вв. — рядки, эти, так сказать, «деревенские города».

Неукрепленный поселок, состоящий больше чем на половину из непашенных крестьян, занимающихся ремеслом, промыслом или торгом, — рядок становится экономическим центром небольшого района, возникшим без всякого участия вотчинника[1177].

Иногда ремесленно-торговый поселок развивался на старом городище, на погосте[1178], иногда возникал вне связи с предшествующим поселением. Из некоторых рядков развились современные нам города (напр., Боровичи). В погостах независимо от местонахождения владельческого двора всегда можно указать известное количество ремесленников и торговцев, группирующихся в этом небольшом местном центре[1179].

Погост Илеменской на Шелони.

Дворник Якимко — токарь (нетяглый) -

Двор Стехно да Лутко -

Двор Смешко-швец[1180] — непашенные.

Погост Березской на Ситне.

Двор Федко Алешков — дегтярь -

Двор Кипр — швец-портной -

Двор Ивашко — сапожник -

Двор Ерех Васков — плотник -

Двор Дмитрок Сотона — швец-портной[1181] — непашенные, на денежном оброке.

Погост Сабельской.

«На погосте жъ худые люди бес пашни на церковной жъ землѣ»; среди них — кузнец Олушко[1182].

Погост Голинской.

Среди тяглых упомянут плотник, непашенные люди — рыболовы и гончар[1183].

Подобную концентрацию ремесленников наблюдаем не только в погостах, но и в деревнях, напр., в дер. Коплицы (в Васильевском погосте): 2 двора пашенных, 5 дворов непашенных, из которых 2 принадлежат сапожнику и швецу[1184]. Такая деревенька являлась уже зародышем рядка.

Все эти рядки, погосты, деревни с ремесленниками возникали на владельческих землях, но с собственно-вотчинным хозяйством они не были связаны ничем, кроме оброка. Никакой организующей роли вотчины мы здесь не видим, и их возникновение надо связывать с ростом производительных сил деревни вопреки наличию вотчины и ее аппарата[1185].

На другом полюсе вотчинного комплекса, при дворе господаря вотчины, также складывались ремесленные группы, порой очень значительные.

Слабость и неорганизованность внутренней торговли, пути которой были во многих местах перерезаны феодальными (а, следовательно, и таможенными) границами, неустойчивость каждого отдельного боярского двора в эпоху постоянных усобиц — все это заставляло придерживаться старого принципа: «omnia domi nascuntur». Усадьба князя или монастырский двор, действительно, располагали целым штатом разнообразных ремесленников. Очень яркую картину богатого феодального замка со множеством мастеров и слуг рисует духовная грамота двоюродного брата Ивана III князя Ивана Юрьевича Патрикеева, написанная в конце XV в. Хозяйство Ивана Юрьевича складывалось по крайней мере, с 1437 г., когда он стал наместником московским. Своей жене Евдокии, сыну Ивану и сыну Василию (будущему вождю нестяжателей) князь Иван передал 126 ч. челяди (не считая 30 человек, отпущенных на волю). Духовная грамота упоминает следующие профессии:

Псари

Стрелки

Трубники

Утятники

Сокольники

Садовники

Огородники

Конюхи

Рыболовы

Бронники

Портные мастера

Серебряные мастера

Плошники (?)

Скорняки

Повара

Хлебники

Мельники

Дьяк

Истобники

Ключники[1186]

Дворовая челядь Патрикеева распадается на четыре разряда: вотчинная администрация, слуги, связанные с охотой, слуги, готовящие пищу, и ремесленники. Состав последних достаточно разнообразен. Здесь и мастера, изготавливающие одежды (портные, скорняки), и плотники, и оружейники, и даже ювелиры. Этому же князю принадлежала ремесленная слобода в Москве: «Да мои же мѣста Заяузьская слободка съ монастыремъ съ Кузьмодемьяном», где проживали кузнецы, от которых и церковь Кузьмы и Демьяна носила название «что в Старых Кузнецах»[1187].

Монастырское хозяйство также знало вотчинных ремесленников, работавших или в самом монастыре, или в слободах, непосредственно примыкавших к нему. В каждом монастыре существовала «Кузнечья башня», в которой (или близ которой) располагалась монастырская кузня. Известны и кузнецы в составе монастырских мастеров[1188].

Помимо прямых упоминаний ремесленников в монастырских актах, мы должны еще учесть наличие разнообразных мастеров в составе монастырской братии. В женских монастырях монахини и послушницы занимались различными рукоделиями, цветным шитьем и т. п.

В мужских монастырях часть монахов владела ремеслами и прикладным искусством. Переписывание книг, живопись, ювелирная работа — вот те виды производственной деятельности монахов, которые чаще всего встречаются[1189].

В монашеских житиях очень часты указания на различные черные работы, выполнявшиеся монахами. Эти указания нельзя, разумеется, понимать слишком расширительно. Феодальный монастырь во всем, начиная с внешности, очень мало отличался от княжеского или боярского двора: «…Во иноческом образе строим каменные ограды с палаты и позлащенные узоры с травами многоцветными: аки царские чертоги украшаем себе в келиях…»[1190]

Монахи в монастыре резко делились на группы в зависимости от их общественного и имущественного положения до пострижения.

Монах, который имел собственные вотчины, который «…слуги и лошади держитъ собинные, и саадаки и сабли и ручницы возитъ съ собою…»[1191], ничем не отличался от боярина.

В постановлениях Стоглава разъясняется причина таких послаблений: «Да въ великихъ монастырехъ стригутся князи и бояре и приказные люди великiе… и даютъ вкупы великiе села и вотчины по душахъ своихъ… и тѣмъ… законовъ не полагати» (курсив наш. — Б.Р.)[1192]. С другой стороны, в монастырях были «такие монахи [из числа принятых без вклада за „богорад“]», у которых «руци посиневшие и опухшие… брашно же в них обретаемо — хлеб овеян невеян или класы ржаные толчены и таковая хлебы сухи без соли… о одежи же что и глаголати? — искропаны и вошми посыпаны…»[1193]

Вспомним те суровые наказания, которым подвергались монахи-ремесленники за порчу иглы, усморезного ножа или шила по уставу Студитского монастыря[1194].

Такое резкое расслоение монастырей церковники пытались скрыть фразами об одинаковой дисциплине в монастыре для всех: «Вси единому игу послушания поклонены и единым ярмом повиновения затязаеми»[1195].

И как бы в ответ на эту лицемерную фразу церковника-осифлянина, который «оболкся во одежду овчюю, а внутрь полна хищения и неправды», Иван Грозный восклицал: