— Без сомнения, но…

— Сомнения тут неуместны.

Монтклер заглянул в холодные голубые глаза под покрасневшими веками и содрогнулся.

— Да, сэр. И в мыслях не было соваться не в свое дело.

— Это вряд ли удалось бы.

Преподобный направился вверх по лестнице, Монтклер проводил его взглядом.

— Лицемерный ублюдок, — беззвучно прошептал он.

Наверху, в номере 13, Преподобный присел на продавленную кровать. Здесь рассчитывать на удобства не приходилось. Поднявшись, он прошел к умывальнику, снял шляпу, сполоснул лицо, затем вымыл руки. К рукам он был особенно придирчив, точно смывал одному ему видимые пятна. Тщательно вытерся и подошел к окну.

Раздвинув занавески, он оглядел улицу и ближайшие строения. Из кузни Райна долетал стук молотка, внизу скрипела несмазанными осями телега. Издалека, с окраины городка, едва слышный, доносилcя гомон цыплят и коров. Привычная деревенская идиллия.

Гул голосов на улице усиливался по мере появления все новых жителей.

Упряжка мулов проследовала по улице в сопровождении хозяина, направляясь в поля.

При виде мулов мысли Преподобного перенеслись на двадцать лет назад, когда он был сорванцом вроде Дэвида с конюшни Райна. Пареньком в комбинезоне, плетущимся за отцом-священником и упряжкой мулов, прокладывающих узкую борозду в большой мир.

Преподобный бросил на кровать седельные сумки. Снял сюртук, вытряхнул пыль и повесил на спинку стула. Присев на край кровати, он раскрыл одну сумку и достал обмотанный тканью сверток.

Распаковав бутыль виски, он положил пробку и ткань на стул. Затем вытянулся на кровати, подложив под голову подушку. Он принялся понемногу цедить виски и тут заметил на потолке паука. Тот пересекал комнату по белоснежной нити, соединявшейся в дальнем углу с другими, что сплетались в головоломную паутину мифических судеб.

Мускул на его правой щеке дрогнул.

Он перехватил бутыль левой рукой, правая — считай, помимо его воли, — молниеносно выхватила револьвер — и посланная пуля отправила паука в небытие.

Монтклер барабанил в дверь.

Штукатурка с потолка дождем осыпала бесстрастное лицо Преподобного.

Он поднялся и отворил дверь, убирая назад револьвер.

— Преподобный, вы целы? — спросил Монтклер.

Преподобный оперся о дверной косяк.

— Паук. Сатанинское порождение. Не выношу их.

— Паук? Подстрелили паука?

Преподобный кивнул.

Монтклер пододвинулся, заглядывая внутрь. Сквозь щель в занавесках солнце выстреливало лучи, и в них кружились оседающие частички штукатурки. Они походили на мелкий снег. Он перевел взгляд на дыру в потолке, которую обрамляли паучьи лапки. Пуля угодила в центр туловища здоровенного паука, а лапки остались приклеенными к потолку.

Прежде чем убрать голову, Монтклер успел заметить бутыль с виски рядом с кроватью.

— Попали в него, значит, — сказал Монтклер.

— Точно между глаз.

— Ну, вот что. Проповедник вы или нет, стрелять в моем отеле постояльцам не дозволено. У меня тут приличное заведение…

— Это сортир, о чем вы прекрасно знаете. Надо бы приплатить мне, раз я тут остановился.

Монтклер собрался было ответить, но, взглянув в лицо Преподобному, передумал.

Засунув руку в карман, Преподобный вытащил стопку смятых купюр.

— Доллар за паука. Пять за дыру.

— Но, сэр, не уверен…

— Очень приличный приз за паука, Монтклер, а мокнуть от дождя сквозь дыру моей голове.

— Верно, — сказал Монтклер, — но я содержу приличный отель, и полагается компенсация за… — Бери или проваливай, болтун.

Приняв вид оскорбленный, но не слишком, Монтклер протянул руку. Преподобный отсчитал обещанную сумму.

— Полагаю, Преподобный, это справедливо. Но не забывайте, вместе с жильем постояльцы платят за тишину и покой.

Преподобный отступил в комнату и взялся за дверь.

— Так дайте нам немного тишины и покоя. — И захлопнул дверь перед носом Монтклера.

Монтклер направился вниз, раздумывая о лучшем применении для полученных денег, чем ремонт потолка в номере 13.

Паук встретил гибель как воплощение его нескончаемого кошмара. Сон был настолько жутким, что он ненавидел время, когда солнце опускалось за горизонт и умирало во мраке, подпуская ночное забытье.

Там ждали обрывки исковерканных воспоминаний, призраками проносившиеся в глубинах его сознания. И самые жуткие были связаны с пауком — вернее, тварью в паучьем обличье. Тварь символизировала нечто — словно его пытались предупредить.

Уже год, как длился этот сон, и с каждым разом тьма давила мучительнее. Казалось, сон движет им и направляет к участи, которая ему предначертана. Или то были тени умирающей веры, готовые снова сплотиться в единую ложь?

Если в них что и таилось, от небес или преисподней,