Постепенно их компания оказалась на Яузском бульваре. И тут неожиданную паузу заполнила Ксюха, вспомнившая о своём детском саде и поделившись с Платоном своими прежними детскими страхами:

— «Когда я ходила в садик, — ну, ты знаешь, в какой, — нам там читали сказку «Перевёрнутое дерево»! Ну, это, в общем, про змей. И я так потом боялась, что ночью просыпалась от касания ног друг о дружку, или от шороха и думала, а почему никто кроме меня не боится? И только это успокаивало меня. А один раз там, на горе, осенью — ты сам по ней бегал, — мальчишки закричали, что тут, в листьях шуршит змея, и мы все девчонки завизжали и убежали в дом, и тряслись там от страха! А воспитательница нас успокаивала!».

— «Ксюш! В городах, тем более в Москве, змей не бывает!» — успокоил без двух недель девятилетнюю девочку Платон, поглаживая её по головке.

— «А вдруг?!» — взглянула она своими вытаращенными серыми глазами в глаза Платона.

— «Тогда ты мне скажешь, и я тебя спасу!» — ласково улыбнулся он ей.

Проводив всю компанию до подъезда, Платон распрощался, под девчачьи крики «Ур-ра!» договорившись завтра утром продолжить совместные гуляния.

И на следующее утро в субботу 27 января Платон сначала погулял со Славиком во дворе высотки, катая сына по кругу на санках. А затем они поучаствовали с другими мальчишками в создании снежной крепости, а потом ещё и поиграли с ними в футбол «один против всех», собрав вокруг себя ватагу малышей.

А после обеда Кочет решил не докучать больше Гавриловым и отбыл домой, сославшись на подготовку к обещанной им отцу лыжной прогулке в Сокольниках.

Но вернувшегося домой Платона товарищи по группе пригласили поиграть в футбол поперёк, в это время пустующей из-за выездной игры хоккейной команды, ледовой площадки стадиона «Старт». Платон тут же позвонил своему постоянному партнёру по футболу Володе Лазаренко, но тот оказывается уже ушёл на стадион кататься на коньках.

До этого обычно Патон с другим парнями играл в футбол на льду хоккейной площадки стадиона «Старт» с утра в воскресенье. Но после экзаменационной сессии освободились и все вечера. Так что футбола стало больше и чаще.

Платон блистал и тут. Но теперь, в один из моментов набирая по правому краю скорость, его чуть подтолкнули, и он, невольно развернувшись боком, со всего маху грохнулся головой об лёд, теряя лыжную спортивную шапочку. В первый момент ему по собственному ощущению даже показалось, что он своей правой частью черепа будто бы продавил лёд. Но видимо это было наоборот. И Платон, почти не ощущая боли, а лишь лёгкое головокружение, на всякий случай пошёл домой.

Уже на выходе со стадиона Кочет увидел, подъезжающую к его воротам скорую помощь и в шутку подумал, что она за ним. В Реутове зимой всегда заливали под каток всё футбольное поле, и народу вечерами, особенно по субботам, было очень много, поэтому травмы были возможны.

Дома мама сделала ему холодный компресс, и большой и цветной гематомы удалось избежать.

— «Сын! Может ты завтра не пойдёшь на лыжах, отлежишься?» — с тревогой спросила мать.

— «А отец будет ждать, не ведая, что со мной?! Нет! Пойду, должен пойти! Давай завтра утром окончательно решим!» — естественно воспротивился сын.

— «Тогда сегодня телевизор хоть не смотри! Иди, лучше полежи и музыку послушай — своего любимого Татляна!» — предложила мать.

Платон так и сделал. Сначала собрав лыжные вещи в сумку, он прилёг на бабушкином диване, включил радиолу и стал ставить на проигрыватель пластинки своего любимого исполнителя. А в процессе прослушивания он теперь анализировал свои отношения с Варей и мечты о Тане.

Потом ему надоело вскакивать с дивана после каждой пары песен, и он стал ставить большие долгоиграющие пластинки с песнями разных исполнителей.

— Ну, всё! Хватит из-за баб нюни распускать! Я в полном порядке! Пора мне опять делом заняться! — вскочил он с дивана и взялся за гантели.

К тому же голова у него уже прошла.

В воскресенье 28 февраля Платон всё-таки съездил с отцом покататься на лыжах в Сокольники и открыть свой лыжный сезон. Вдоволь накатавшись и традиционно отобедав на лыжной базе, Платон с отцом вместе выехали в Реутов, прежде всего мечтая окунуться в ванну.

А вечером за ним зашли Пановы с Тереховой и утащили гулять по Реутову. При подходе к стадиону «Старт» Нина вдруг спросила Кочета, при этом вытаращив глаза:

— «Платон! А ты знаешь, что вчера здесь произошло?!».

— «Нет! А что? Я вообще-то вчера вечером здесь играл в футбол и сильно ударился головой об лёд! А на выходе со стадиона увидел скорую помощь — думал за мной!» — опять обратил в смех вчерашний случай с собой Кочет.

— «Нет! Не за тобой, а за Леной Бедриной! Они вчера с твоим другом Лазаренко ходил сюда на каток! Лена же очень любит кататься на коньках!? Она даже выполняет элементы фигурного катания!? И видимо воображала перед Володькой?! И в один из моментов покатилась спиной вперёд! А в это время мимо пробегал конькобежец и в принципе ни на кого бы ни наехал, если бы она смотрела, куда едет, а не на Володьку?! В общем, тот врезался в неё и беговым коньком пропорол ей бедро! Может даже до кости? Кровищи было! Хорошо твой Вовка не растерялся и с силищей зажал ей рану! А мой папка сразу скорую вызвал и та быстро приехала! А Вовка так с нею и уехал в больницу! Хороший парень! Настоящий друг!».

— «Да уж! Не повезло ей, так не повезло! А Вовка очень надёжный человек! Его жена будет за ним, как за каменной стеной!» — вопросительно посмотрел Платон на Галю.

Но та тут же отвела в сторону взгляд своих больших выразительных красивых глаз.

Но чтобы не давать Гале повода для продолжения знакомства, перед расставанием с компанией Платон нарочно объявил всем, что его дома ждут друзья по бильярду и ему пришло время возвращаться домой.

— «Это ты так поздно играешь?» — с подозрением спросила сводница Нина.

— «Да! Мы прошлый раз немного не доиграли! Так что сегодня, надеюсь быстро доиграем!?» — не моргнув глазом, опять ей соврал Платон.

А для пущей убедительности он пригласил на следующий турнир её брата Валеру.

А вечером Платон из радионовостей узнал, что затонула ещё одна подлодка, на этот раз французская «Минерва» и опять в Средиземном море, не дойдя до своей базы в Тулоне всего 40 километров. При этом погиб весь её экипаж в пятьдесят два человека.

— Что же в