силы, который фонил хаосом, ужас к которому отпечатался в практически девственно чистом сознании будущей богини этого домена. Она бежала, не разбирая дороги, и остановилась только тогда, когда почувствовала впереди знакомые эманации хаоса, после чего затаилась в ближайшей пещере и замерла, ожидая смерти. Но вот прошёл год, десятилетие, а смерть всё не приходила, и то, что несло ужас, рассеялось и теперь энергофон уже не был насыщен его флюидами. И только тогда она, поборов страх, совершила свою первую вылазку на охоту, на которую её толкали собственные инстинкты. Несколько тысяч лет она занималась по-сути бесполезным для себя занятием, но и вреда которое ей не несло. Являясь владелицей местного источника силы, имея с ним связь, по которой в неё поступала прорва энергии, питание ей было вообще не нужно для жизни. Только тридцать тысяч лет спустя до паучихи дошло, что ей вообще не нужно охотиться для поддержания жизни и собственного роста. К тому времени она уже достигла огромных размеров, а так как была безмозглой и не умела управлять, имеющимися в ее распоряжении, силами, она оказалась запертой в огромной пещере, откуда уже не могла выбраться, где до неё и снизошло озарение о том, что ей вообще не нужно ничего делать! Лежи себе спокойно и набирай жирок. Чем тварь и занялась.

Будучи неразумным существом, движимая только инстинктами, она оказалась лишена главного мотиватора к действию и собственному развитию, что и стало причиной стагнации её ментальной оболочки души. Кушать ей было не нужно, в этом мире-домене ей ничего не угрожало, не было здесь никого, кто бы мог её убить. Одни эманации её силы отбивали всякое желание у местных обитателей соваться в пещеру, где она застряла. А когда она стала полноценной богиней, ей стал доступен мир грёз и снов. До этого же она была лишена возможности спать, ни один из членистоногих и насекомых не обладает такой возможностью души. Всё потому, что их век в естественной среде достаточно короток, это я об обычной фауне — немагической, а потому сон для них является роскошью. Насекомые не спят, а могут впадать в анабиоз, и это совершенно разные понятия. Сон — это состояние души, её путешествие в мире грёз, а анабиоз это функция и механизм организма по защите и сбережению энергии, когда все физические процессы замедляются, а некоторые и вовсе замирают, в том числе и ментальная оболочка существа.

Но став богиней, паучиха настолько увлеклась новыми возможностями, что не выходила из своих снов на протяжении последних трех десятков тысяч лет. Сны её, конечно, не отличались разнообразием и фантазией. В них она только и делала, что охотилась и ела, при этом наконец-таки сумев получить чувство насыщения от поглощённой пищи, а также откладывала яйца. Только во снах она смогла утолить потребность собственной природы и своих инстинктов, отчего и не желала покидать свои грёзы, где она жила нормальной и полноценной, в её понимании, жизнью.

А затем пришёл такой нехороший я и разбудил её. Никаких особых умений и даров мне от неё не перепало, кроме огромной силы и помощи в становлении богом. Столько полезного и питательного божественного мяса очень положительно сказались на моих собственных силах и развитии. Её же внешний скелет уже давно разобран и сложен в специально для этой цели созданной и защищённой пещере. Ныне это мой самый ценный трофей, что остаётся на хранении в домене. Но делу время, потехе час. Пора мне валить обратно в свой мир, уж больно долгой у меня вышла командировка.

Определив цели, раздав указания и обозначив задачи чуть ли не каждому из, остающихся здесь без меня на хозяйстве, архаровцев, я с чистым сердцем переместился к порталу, что уже был мною перенесён с верхотуры пещеры, где он ранее находился, в мой дворец, которым я обзавелся в этом городе, и со спокойным сердцем и чистой совестью вступил в него, и через мгновение оказался на той же полянке, среди хмурого и старого хвойного леса, где на земле лежало творение Сварога, которое я тут же разрушил. Нечего оставлять в свободном доступе неподконтрольную возможность шастать ко мне в мир без моего разрешения и пригляда. После уничтожения творения славянского верховного бога теперь лишь я могу дать кому-либо доступ в свой домен-мир. Стихийный портал же был мной закрыт, но связи мира с моим доменом это не лишило.

— Эй, ты чего творишь, негодник?!! — тут же рядом со мной нарисовался Леший, вот только нынче я вообще не ощущал от него возможную для себя опасность. И это я не про то, что он стал скрывать от меня свою силу, как раз наоборот, теперь, будучи богом, я мог намного глубже и яснее понял уровень его силы, да только для меня он уже опасности никакой не представлял и, не будь он по своей природе нейтральным и относительно безобидным духом леса, кем он был когда-то и из кого смог развиться до становления богом, я бы его прихлопнул и загнал к себе в посох. Такая сильная душа, да заточенная на природную энергию и энергию жизни, мне бы очень пригодилась, но я ж не дегенерат. Вот никогда ещё в бытность обычным человеком не понимал стремления людей к разрушению и порче того, что им не принадлежит и несёт пользу окружающим. Не раз был свидетелем того, как крушились мусорные урны, лавочки, иная муниципальная собственность. И я может смог бы их понять, если это могло бы принести этим вандалам хоть какую-то пользу, но кроме минимум административной ответственности они ведь ничего не получат, а если же останутся не опознанными и не пойманными, то опять же кроме потраченной энергии им ничего не светит. Так и здесь. Леший был хранителем леса и поддерживал в нём баланс, не давал разгуляться нечисти, мог помочь выбраться заплутавшим в лесу детям или девушкам с женщинами, а непорядочных паразитов в людском обличии он заведёт в болото или, заморочив голову, подведёт к обрыву. Убей я его, и лес останется без защиты и контроля. А я не из тех разумных, что готов гадить подальше от дома. Где бы я не находился, я ко всему отношусь с должным уважением и пиететом. Если требуешь следование правил у себя дома или же там, за что ты считаешь несёшь ответственность, то будь любезен сам вести себя соответственно в гостях и на чужой территории.

Леший же мне по собственной воле вреда не желал и зла не