class="p1">Когда он слышит взрыв, он кажется приглушенным, но сильным. Мужчина даже улавливает сотрясение, более осязаемое, чем звук. Он понимает, что в какой-то момент потерял сознание, и когда снова открывает глаза, это все равно что смотреть сквозь тонкую вуаль, которую кто-то осторожно накинул на его лицо, как саван смерти. Он поворачивает голову в сторону дома, желая видеть ясно. Дым поднимается вверх большими серыми ватными шариками сажи. Языки пламени вырываются из окон и взбираются по стенам, просачиваются сквозь черепицу на крыше.

Лиам сосредотачивается на открытом, выбитом окне комнаты, которая была тюрьмой Генри и видит, как струйки густого дыма вьются из-под подоконника и тянутся к небу, где рассеиваются и скручиваются в мягкие, невидимые потоки воздуха, но достаточно сильные, чтобы стянуть толстые серые волны в прозрачные ленты и унести прочь.

Пока Лиам смотрит, раздается громкое тресь, будто дом раскололся пополам.

Длинная темная фигура проскакивает сквозь сгущающееся облако, которое заволакивает окно Генри, прежде чем приземлиться с громким стуком на горящую крышу.

Лиаму требуется несколько сбивчивых мгновений, чтобы понять, на что он смотрит.

Тощее, но мощное на вид черное существо ростом с человека укачивает Генри на руках, которых у него, похоже, в избытке. Мужчина насчитывает четыре, обернутые вокруг мальчика, и две в качестве ног, согнутые как бы в коленях, готовые к следующему прыжку.

Лиам на мгновение отвлекается, когда входная дверь дома распахивается, и столб пламени врывается на крыльцо, как огненный бык, прежде чем начать пожирать краску и дерево обугленного фасада. Резкое движение возвращает его внимание к существу, которое скользит по воздуху, все еще держа Генри на руках и направляясь прямо к мужчине.

Тварь приземляется на три конечности, но Генри, чьи веки полуприкрыты, удерживается в крепкой хватке. Лиам замечает, что Генри обнажен по пояс и весь в саже. Его пальцы, свисающие между двумя гладкими конечностями твари, покрыты волдырями. Он кашляет – явно живой. Лиам думает, что это то самое существо, которое они называли матерью, но не уверен.

Оно выше, тоньше, и у него на стало две руки больше, чем когда оно ползало по поверхности теперь уже пылающего дома. Гибкий, округлый панцирь, покрывающий части тела, пропал, обнажив тело столь же неприятное, сколь и пугающее. Лиаму кажется, что он смотрит на монстра семи футов ростом с шестью руками и черной кожей, сильного, как лысая горилла.

Но глаза все те же, это уж точно. Те ужасные, безбожные глаза.

Мать осторожно опускает Генри на землю всего в нескольких дюймах от Лиама. Генри шевелится, и его глаза открываются. Он снова кашляет, поворачивает голову и смотрит в измученное, забрызганное кровью лицо Лиама. Генри вздрагивает при виде этого зрелища, что вызывает легкую улыбку на бледных губах Лиама.

– Привет, малыш,– хрипит он.

Генри снова обращает свое внимание на мать, пытается сесть. Она несется к нему на всех восьми конечностях, как паук, пытающийся схватить муху, попавшую в липкую паутину, с такой скоростью и агрессией, что мальчик испуганно отшатывается.

Странные звуки вырываются из ее рта – пронзительный, отчаянный вой, смешанный с быстрым, гортанным щелканьем, которое, по мнению Лиама, исходит из глубины ее горла. Одна клешня поднимается с земли и прижимается к голове Генри, сначала поглаживая, затем тычась, как будто она пытается привлечь его внимание к чему-то очень важному.

– Эй! – слишком громко говорит Лиам и чувствует, как что-то сжимается в груди, такое болезненное и внезапное, что он гадает, не сдало ли его сердце: заперло входную дверь, сменило табличку «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и опустило большие жалюзи на окне. На сегодня все, ребят, и завтра мы не увидимся. Не возвращайтесь, слышите?

Мать одаривает его восклицание лишь мимолетным вниманием, затем снова сосредотачивается на Генри. Она становится все более возбужденной, ее конечности шаркают по грязи, как у встревоженного животного, желающего выйти из загона при приближении хозяина, жаждущего, чтобы ему бросили объедки из ведра, чтобы накормили мясом.

– Наверное,– дрожащим голосом говорит Генри, обращаясь к Лиаму, но не сводя глаз с матери,– она ждет, когда я с ней поговорю. Как я мог раньше.

– Так поговори,– шепчет Лиам, не уверенный, что Генри услышит его хрип даже с такого близкого расстояния.

Но он слышит, потому что его глаза устремляются на Лиама, испуганные и бездонные. Когда он шепчет ответ, в его голосе слышится страх.

– Я не могу.

Лиам хочет ответить, помочь, но его горло что-то сильно сжимает, а легкие словно зажаты между двумя рычагами тисков, которые медленно, дюйм за дюймом, сжимаются по бокам груди. Вместо этого он позволяет рукоятке бесполезного пистолета выскользнуть из его пальцев и неуклюже кладет свою руку поверх руки Генри, сжимая его пальцы так сильно, как только может – на данный момент, это едва заметное давление.

– Кажется, она начинает злиться,– говорит Генри, и теперь он не выглядит испуганным – он в ужасе, как укротитель, который потерял контроль над своим львом и не знает, что с этим делать, пока напуганный и смертельно опасный зверь ходит вокруг него по рингу.– Я больше не могу с ней разговаривать, я потерял…

Генри замолкает и теперь сам сжимает руку Лиама, сжимает сильно, но больше не двигается, боясь расстроить зверя еще сильнее.

Но взволнованный плач матери все нарастает – становится громче и агрессивнее. Теперь в этих звуках есть элементы рычания, и щелканье раздается так быстро, что кажется, будто она кричит на мальчика, как сердитая домохозяйка, отчитывающая своего никчемного мужа за то, что он ей изменяет.

– Думаю,– продолжает Генри тем же шепотом,– наверное, я был для нее как малыш. Мы все думали вместе, я был их частью. А теперь этого нет, и она этого не понимает.– Генри поворачивает свои широко раскрытые глаза, чтобы еще раз встретиться взглядом с Лиамом.– Кажется, она мне больше не доверяет.

Лиам хочет ответить, когда мать замирает, и все ее звуки обрываются, словно ее выключили. Она медленно поднимает голову к небу, ее желтые глаза сужаются. Подозрительные. Она пристально смотрит на Генри, и Лиам видит, как слезы прочерчивают дорожку сквозь сажу у него на виске. Парень до смерти напуган, и я ни черта не могу сделать, чтобы ему помочь.

Наконец, мать, похоже, приняла решение. Ее взгляд смягчается, и одним плавным движением она подносит коготь к лицу Генри.

– Эй! – снова зовет Лиам, желая кричать, но зная, что выходит лишь хрип.– Отвали!

Существо игнорирует его, затем прикладывает кончик длинного когтистого пальца ко лбу Генри. Он впитывается в его кожу, словно мальчик