Шрифт:
Закладка:
Странные какие-то пошли водяные: ни бороды, ни волос – так, какая-то щетинка зеленоватая… Бритый он, что ли?
Африкан притопнул туго зашнурованным ботинком и, кряхтя, поднялся с коряги. По всем прикидкам выходило, что статуса чудотворца его в ближайшие несколько дней лишить не посмеют.
– Лохи… – со вздохом подытожил он, не без ехидства оглядев собравшуюся на берегу компанию. – Пошли, Анчутка…
* * *
Ночь была чернее Африкановой рясы и с такими же бурыми подпалинами. По левую руку, надо полагать, лежали невидимые пруды: там гремел сатанинский хохот лягушек. Вдали звёздной россыпью мерцала окраина Чумахлы (второго по величине города суверенной Республики Баклужино), а шагах в сорока желтели три окошка стоящего на отшибе домика. В их-то сторону и направлялся неспешным уверенным шагом опальный протопарторг. Кстати, а почему окон три, когда должно быть два? Ах, это у него ещё и дверь настежь распахнута… Не решающийся отстать Анчутка семенил рядом.
– Нельзя мне туда… – скулил он, отваживаясь время от времени легонько дёрнуть спутника за подол. – Домовой увидит, что мы вместе, братве расскажет… Свои же со свету сживут…
– А по-другому и не бывает… – дружески утешил его Африкан. – Только, слышь, мнится мне, Анчутка, никакого уже домового там нет. Ни домового, ни дворового, ни чердачного.
Протопарторг отворил калитку. Три полотнища желтоватого света пересекали отцветающий сад. Безумствовала сирень. Анчутка повёл носопырочкой, повеселел и больше за подол не дёргал. Видимо, понял, что Африкан прав: был домовой, да недавно съехал…
Переступив порожек, оба оказались в разорённой кухне, где за покрытым прожжённой клеёнкой колченогим столом сидел, пригорюнившись, сильно пьяный хозяин – волосатый до невозможности. Заслышав писк половицы под грузной стопой Африкана, он медленно поднял заросшее до глаз лицо и непонимающе уставился на вошедших. Потряс всклокоченной головой – и снова уставился. Ошалело поскрёб ногтями то место, где борода у него переходила в брови. Трезвел на глазах.
– Ну, здравствуй, Виталя… – задушевно молвил Африкан. – Узнаёшь? Вот обещал вернуться – и вернулся…
– Ты… с ума сошёл… – выговорил наконец хозяин.
– Ну, с ума-то я, положим, сошёл давно, – усмехнувшись, напомнил Африкан. – А вот в Лыцке чуть было не выздоровел. Ладно спохватился вовремя! Нет, думаю, пора в Баклужино. А то, глядишь, и впрямь за нормального принимать начнут…
Протопарторг покряхтел, потоптался, озираясь. Шеи у него, можно сказать, не было, поэтому приходилось Африкану разворачиваться всем корпусом. Сорванная занавеска, на полу – осколки, сор, клочья обоев. Над колченогим столом – светлый прямоугольник от снятой картины (от иконы пятно остаётся других очертаний и поменьше)… Мерзость запустения. Обычно жильё выглядит подобным образом после эвакуации.
– А что это у тебя такой бардак? – озадаченно спросил гость. – И дверь настежь… Разводишься, что ли?
– Зачем пришёл? – выдохнул хозяин, со страхом глядя на Африкана.
– Зачем? – Африкан ещё раз огляделся, присел на шаткий табурет. – Хочу, Виталя, кое о чём народу напомнить… Хватит! Пожили вы тут тихо-мирно при Глебе Портнягине… – Ожёг тёмным взором из-под насупленных пегих бровей. – Примкнёшь?
Пористый нос Витали (единственный голый участок лица) стал крахмально-бел. Безумные глаза остановились на початой бутылке. Судорожным движением Виталя ухватил её за горлышко и попытался наполнить небольшой гранёный стаканчик. Далее началось нечто странное и непонятное: водка с бульканьем покидала бутылку, а вот стакан оставался пустым. Вовремя сообразив, что рискует остаться вообще без спиртного, хозяин столь же судорожно отставил обе ёмкости на край стола.
– Что скажешь? – сурово спросил чудотворец.
Часто, по-собачьи дыша, Виталя смотрел на протопарторга. Наконец отвёл глаза и замотал кудлатой головой.
– Мм… н-нет… – промычал он, будто от боли. – Н-не проси… Завязал я с политикой… Полгода уже, как завязал… Партбилет сжёг, икону спрятал, орден – тоже… Зря ты пришёл, Никодим… У меня ведь жена, дети…
– Где? – хмуро поинтересовался Африкан, именуемый в данном случае Никодимом.
– Что – где?..
– Ну, жена, дети…
Хозяин очумело огляделся. Ни детей, ни супруги в пределах кухоньки не наблюдалось.
– А-а-а… – понимающе протянул он. – Переехали… Ну а я уж завтра… с утра…
Потянулся к бутылке, но тут же отдёрнул руку и, опасливо взглянув на Африкана, вытер взмокшие ладони о рубаху.
– Ничего у тебя не выйдет… – хрипло предупредил он, вроде бы протрезвев окончательно. – Тогда не вышло, а уж теперь – тем более. Старики – пуганые все, а молодым идеи – до фени…
– А подполье?
Виталя скривился и махнул рукой:
– Распалось…
– Так сразу и распалось? – не поверил Африкан.
– Ну, не сразу, конечно… – с неохотой признал Виталя. – В позапрошлом году митинг вон в столице устроили… демонстрацию провели… с зеркалами…
– С зеркалами?
– Н-ну… чтобы сами всё увидели… до чего их колдуны довели…
– Это, что ли, когда вас из водомётов разгоняли?
Виталя заморгал, взметнул мохнатое личико.
– Из каких водомётов? – ошалело переспросил он.
– В «Краснознамённом вертограде» статья была, – пояснил Африкан. – Водой поливали, дубинками чистили…
Слегка отшатнувшись, Виталя испуганно глядел на Африкана.
– Не-е… – растерянно сказал он наконец. – Всё честь по чести: митинг санкционированный, демонстрация – тоже…
– А кто санкцию давал? – жёлчно осведомился Африкан. – Сам, небось, Глеб Портнягин?
Виталя ссутулился и уронил голову на грудь.
– Дожили… – с горечью сказал Африкан. – У поганого колдуна разрешение клянчить… Причём на что! На проявление народного гнева. Эх!..
Замолчал, потом вдруг протянул по-хозяйски растопыренную пятерню через стол, взял бутылку, осмотрел неодобрительно. С яркой этикетки на него глумливо воззрился козлобородый старик. «Nehorosheff. Водка высшего качества. Разлито и заряжено там-то и там-то… Остерегайтесь подделки…»
– Ну а со стороны колдунов провокации-то хоть были? – с надеждой спросил Африкан, возвращая бутылку на стол. – Во время митинга…
– Да нас менты охраняли… – виновато сказал Виталя. – Нет, ну были, конечно… – тут же поспешил исправиться он. – Ведьмы баклужинские порчу навести хотели…
– И что?
– Тут же их и загребли… У двух лицензию отобрали на год… Ворожить можно, а всё остальное – нельзя… Вот с тех пор вроде больше акций не проводилось…
Последовало тягостное продолжительное молчание.
– Та-ак… – протянул наконец Африкан. – Порадовал… Ну а вожаки? Тоже врассыпную?
– А бог их знает… – с тоской сказал Виталя. – Клим вроде в коммерцию подался, а Панкрат и вовсе – в теневики.
– То есть экспроприацию всё же проводит? – встрепенулся Африкан.
– Да проводить-то проводит… – уныло откликнулся хозяин. – Банк вот взял, говорят, на прошлой неделе… Но ведь это он так уже, без политики…
Устыдился – и смолк.
– Эх, Виталя, Виталя! – с упрёком сказал Африкан. – Такое подполье вам оставил, а вы…
Хозяин
