И третье, наконец: горох – живой. Как всё живое, наделён сознанием и волей. Он сам себя готовит в жертву человеку, накапливая в теле изумительную пользу. Об этом вещует Пифагор, который изначально, как известно, был Эфалидом, отпрыском Гермеса от девы, чей отец стал прародителем мирмидонян – народа Ахиллеса. Гермес предложил сыну на выбор какой угодно дар, кроме бессмертия, и Эфалид просил не отбирать у него память после смерти: пусть сохранит воспоминания о том, что с ним происходило – о всех тропах жизни, какие доведётся ему пройти. И стало так. Впоследствии он родился троянцем Евфорбом, который ранил Патрокла и сам был ранен Менелаем, потом душа его переселилась в прорицателя, следом – в рыбака. Лишь после этого он явился Пифагором. Хвала Гермесу, он помнил о всех своих перерождениях. Более того, помнил о том, как странствовала его душа, пока не обретала пристанище в человечьем теле – в каких растениях и животных она оказывалась и что пережила в Аиде… Словом, воздерживаясь от животной пищи и бобов, видавший виды Пифагор превозносил горох, дарующий здоровье организму, ясность уму и усладу чреву, ибо сам был и зверем, и скотом, и птицей, и бобом, и луком, и горохом, благодаря чему познал природу всякого, в чьём теле побывал.

Гороховая Фея, впрочем, не ограничивалась рекомендациями мыслителей, целителей и гастрономов, но имела собственный опыт общения с чудесной мозговой культурой. Она в прямом смысле со стручками говорила, и те в ответ согласным хором горошин рассказывали ей о своём житье-бытье. Оно, это житьё-бытьё, было направлено на пользу человека вплоть до того, что горох брал на себя заботу о красе его лица, поскольку был способен молодить – мука́ из юного гороха, по заветам Феи, служила лучшей основой для косметических масок.

– Ещё немного – и она бы основала гороховую церковь, – посетовал Евсей. – Чтоб ей своим горохом подавиться! Но Оловянкин запретил ей проповедовать. Послушался отца Иону и запретил. – Не удовлетворившись сказанным, Евсей призвал на помощь народный разум: – Кабы на горох не мороз, он бы через тын перерос. – И пояснил: – Одно дело свобода совести, другое – если крыша набекрень. Заразный псих – вредней холеры.

После запрета на проповедь, подтверждённого общим собранием скита, учение Феи ушло в катакомбы – она исподволь продолжала тихую борьбу за идеал идеалов, давая соседям советы по приготовлению блюд из несравненного плода земли и угощая их изделиями гороховой кухни. Так, например, скитники узнали, что если вместе с горохом подавать на стол укроп или фенхель, то эти травы значительно сократят неуправляемое производство газов. Однако Евсею как хозяину сопредельной территории, на которую Батыевой ордой наползали гороховые стебли, с лихвой хватало и советов – неспроста горох в его личном уложении о наказаниях играл столь существенную роль.

Гороховая Фея была здесь не единственным уникумом. На другом краю скита жил Семён-Грибовик, молившийся великому мицелию. Он имел последователей, но окормляемая им секта была настрого закрытой – адептам следовало пройти суровую инициацию, сопровождаемую отрезанием уха, – так что в деталях культа мало кто разбирался даже в Чистобродье. Гороховая Фея и Семён-Грибовик пребывали в состоянии непримиримой вражды. Все попытки перехода этой вражды в активную фазу пресекал Оловянкин, чтобы не обратить движение жизни вспять и не очутиться вновь в тех былинных временах, когда, по известной поговорке, царь горох с грибами воевал. Словом, жили своеобычно, с причудами – помимо часовни, находилось место и капищам.

Что тут сказать? Я уважал Пифагора, ведь он сверял свою жизнь с музыкой сфер, которую, без сомнения, отчётливо слышал. Именно Пифагор первым обратил внимание на изменение высоты тона в зависимости от длины колеблющейся струны и произвёл разметку монохорда. Гармонию чисел он находил родственной гармонии звуков – оба эти начала усмиряют хаос в сознании. Вообще, музыка в его учении играла ключевую роль: он утверждал, что добродетель – это гармония. Разумеется, в музыкальном смысле, а не числовом. Вполне созвучное моим исканиям соображение. Но такого: быть в одном из рождений горохом, запомнить и возвестить… – нет, никак не ожидал. Да и откуда Гороховая Фея это взяла? Разве только душа Эфалида, оседлав Пифагора, как ездовое животное, всё-таки не добралась до мокши и обрела теперь пристанище в её, Феи, стручкообразном теле. И помнит всё.

Занятия Евсея находились в промежутке между трудом кузнеца, имевшим дело с раскрасневшимся железом, и проповедью о жертвенном спасителе – горохе. Он работал с деревом, а когда в часовню скита приезжал служить отец Иона, помогал ему в качестве чтеца. Над деревом Евсей корпел не как обычный столяр, мастерящий филёнчатые и клиновые двери, оконные рамы, столы, гробы да банные скамьи, а с воображением – как художник. Семейной артелью, с женой, дочерью и сыном, Евсей изготавливал штучную мебель в диком стиле – нарочито грубую, с обнажённой фактурой материала, с подчёркнутой естественностью узловатых линий, первобытно основательную, но при этом безупречную в стыках и подгонке, продуманную и сделанную во всех деталях от браширования и тонировки природного древесного узора до стволовых и корневых извивов в отделке спинок, ножек и подлокотников. Подобным образом могла бы выглядеть мебель в интерьере берлоги из сказки про Машу и медведей. Хотя иной раз Евсей позволял себе и эклектику, помесь первородства и хай-тека – стол его работы с толстой стеклянной столешницей, крепящейся на хитросплетённой отполированной коряге, похожей на одеревеневшего спрута, украшал студию утренней программы одного из федеральных каналов.

Дикую мебель заказывали состоятельные хозяева загородных поместий из тех, кто в качестве строительного материала пенобетону, SIP-панелям и сайдингу предпочитал вручную окорённое бревно или лафет; помимо них – частные охотхозяйства и владельцы лесных гостиниц. Сайт артели наглядно представлял готовые образцы тех или иных предметов обстановки, стадии изготовления их в мастерской, а также фотографии наиболее интересных спальных и столовых гарнитуров в интерьере дач и охотничьих домиков. Не сказать, что заказов было много, всё-таки штучная мебель – вещь дорогая и делается не враз, поэтому, случалось, деньги шли густо, а случалось, считали каждую копейку. Но в целом в доме Евсея чувствовался достаток: не было лишнего, но не было и нужды – хватись чего, есть в доме всё необходимое. В том числе и своя животинка – по примыкающему лесу, роясь в хвойной подстилке, бродили куры, по лугу скакали озорные козы, а во дворе караулил трясогузку черепашьей окраски кот. Козья вольная стайка частенько подъедала соседский горох – вероятно, о козах этот разумный вьюн тоже имел заботливое попечение.

* * *

Евсей