оставила ему особого выбора. Ты же знаешь, он мне не начальник.

— Я знаю. Он тоже это знает. Но это не мешает ему относиться к тебе как к драгоценности.

Теперь мне очень неуютно. Что-то глубоко внутри меня, ниже живота, болезненно сжимается.

— Все совсем не так. Он пытается защитить всех нас. Это его работа, и он относится к ней серьезно. Но мы не друзья или что-то в этом роде. Я даже не нравлюсь ему по-настоящему.

Молли начинает дрожать и хрипеть, и на мгновение я впадаю в панику, вскочив, чтобы попытаться помочь ей. Потом я понимаю, что она на самом деле смеется.

— Боже мой, Фэйт, ты очаровательна, — выдыхает она наконец.

— О чем ты говоришь? — приятно видеть, как Молли смеется. Я не видела этого очень давно. Но я сбита с толку и странно встревожена, и мне кажется, что я не контролирую этот разговор, а мне такое никогда не нравилось.

Она мне толком не отвечает. Просто продолжает хихикать.

— Ты «не нравишься» Джеку. Ох, Фэйт. Еще раз спасибо тебе за антибиотики.

Вскоре после этого я ухожу в полном непонимании происходящего.

***

После вечернего собрания той ночью я выхожу вслед за Джексоном на улицу. Сегодня он собирается проверить периметр, потому что Мигеля все еще беспокоит лодыжка.

Из-за странного разговора с Молли я не очень хочу с ним разговаривать, но Джексон казался озабоченным с тех пор, как мы вернулись. Как будто его действительно что-то беспокоит.

И если в нашем маленьком мире что-то не так, то мне нужно знать, что именно.

— Эй, — окликаю я, прежде чем Джексон успевает сделать несколько шагов по подъездной дорожке, ведущей к воротам.

Он останавливается, оборачивается и ждет, пока я подойду к нему. Его глаза изучают мое лицо в свете луны и звезд.

— Что-то не так? — спрашиваю я у него. — Может быть, что-то из-за Кейдена?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Я не знаю. Просто кажется, что ты о чем-то беспокоишься, и это началось, когда Мигель рассказал нам о Кейдене. Ты думаешь, он поступил неправильно?

— Нет, он сделал все верно. Он сделал единственное, что мог, — Джексон долго смотрит в пустое место прямо за моим плечом. Затем он, наконец, произносит хриплым голосом: — Но меня беспокоит, что он там. Кейден. В своем репертуаре. И с известными ему сведениями о нас.

Я втягиваю воздух, следуя за ходом его мыслей.

— Ты думаешь, он доставит нам неприятности?

— Я не знаю. Есть большая вероятность, что он уже мертв. Но он из тех скользких людей, которые всегда умудряются подлизаться к людям настолько, чтобы выжить. Что, если он попадет не в ту компанию… Волчью Стаю или что-то в этом роде… и они решат напасть на нашу ферму? Единственная причина, по которой мы продержались так долго, заключается в том, что самые опасные группировки не знают, что у нас здесь есть. Что, если они узнают? Что, если Кейден расскажет им?

Я скрещиваю руки на животе и напрягаю их.

— Черт. Я даже не думала об этом. Что нам делать?

— Я не знаю, — он качает головой и снова отводит от меня взгляд. — Меня так и подмывает выйти, найти его и убедиться, что он не сможет говорить.

— Джексон! — ахаю я.

— Я знаю, — бормочет он. — Я знаю. Но что, черт возьми, я должен делать? Если придется выбирать между его жизнью и сохранением в безопасности всего, что у меня здесь есть, как ты думаешь, что я выберу?

Я с трудом сглатываю.

— Д-да. Я понимаю это. Но теперь уже слишком поздно, не так ли? Я имею в виду, как бы ты вообще его нашел?

— Сомневаюсь, что я смог бы. И, как я уже сказал, он, вероятно, не продержался там и часа в одиночку. Просто я жалею, что вообще однажды впустил этого ублюдка в наши ворота.

— Я тоже об этом жалею, — я глубоко вздыхаю и снова обнимаю себя. — Что ж, мы готовы защищаться, если понадобится.

— Да. Возможно, я усилю тренировки в течение следующих нескольких недель. Просто на всякий случай.

Я киваю. Это неплохая идея, даже если в конечном итоге для этого не будет никаких причин. Разворачиваясь и возвращаясь в дом, я волнуюсь, но не слишком сильно.

***

Перед сном я как обычно умываюсь, причесываюсь и надеваю ночную рубашку. Смотрю на себя, мягкую и красивую в мерцающем свете свечей. Пытаюсь узнать себя в девушке в зеркале. Интересно, вот кого видят другие люди, когда смотрят на меня, или же они видят кого-то совершенно другого? Хладнокровного, сдержанного, эффективного человека, которым я стараюсь быть.

В шестнадцать лет я была бы в восторге от того, что выгляжу так, как сейчас. Более чистая кожа. Более пышные изгибы бедер и груди. Какая-то незаметная рельефность мышц на моих руках. Густые, волнистые волосы, которые свисают до середины спины. Я выгляжу взрослой, а не той девочкой, которой была раньше. Но я не уверена, что кто-то еще видит то, что я вижу прямо сейчас. Никто не смотрит на меня с восхищением и не относится ко мне как к сексуальной женщине. Я не получаю комплиментов, и единственные люди, которые заигрывают со мной — это незнакомцы, с которыми мы сталкиваемся за пределами наших стен.

Даже Джексон никогда и намеком не давал понять, что я интересую его как женщина, пока однажды ночью я не появилась в его комнате. Молли рассмеялась, когда я сказала, что не нравлюсь ему, но я никогда не была из тех, кто лжет себе, выдавая желаемое за действительное. Джексон — красивый, мужественный, здоровый двадцатипятилетний мужчина. Ему нравится секс, и он, вероятно, пригласил бы любую готовую, доступную женщину в свою постель так же, как он приглашает меня.

Насколько я знаю, так оно и есть.

Ко мне не приходит откровение, дающее ответ на эти вопросы, поэтому я наполовину приоткрываю окно, чтобы впустить ветерок, и забираюсь в постель под простыню.

Я закрываю глаза и стараюсь не думать о Джексоне.

Обычно я этого не делаю. Обычно я могу сразу же заснуть. Раз в несколько недель, когда я не могу расслабиться, я иду в комнату Джексона и хорошенько трахаюсь, а потом какое-то время снова могу спокойно спать.

Он трахнул меня буквально прошлой ночью. Сегодня ночью я смогу спокойно спать, утолив зуд, по крайней мере, на пару недель. Мне не нужно думать о нем прямо сейчас. Вспоминать, как он выглядел и как звучал, когда я