– Я в состоянии сам себя обслужить. 

– Очень ценное качество, – отозвалась я. 

Ситуация отдавала фарсом, в голову полезли непристойности, хотелось гадко хихикать и оглушительно орать одновременно. А еще я почувствовала, как ногам постепенно становится тепло. Но не настолько, чтобы мне захотелось поблагодарить.

– Почему мне кажется, что вы хамите?

– А почему вы решили, что вам кажется?

– Это от отчаяния? – Глянул из-за плеча, как тот ворон в усадьбе. И нос острый клювом.

– У меня нет никаких прав. Оставьте мне хотя бы отчаяние.

– В Дат-Кронен вы вели себя совершенно иначе.

– В Дат-Кронен я была свободным человеком.

– Неужели?

Я замолчала. А что тут скажешь…

Так же молча я подождала, пока он методично сунул нос во все углы внизу и даже наверх подняться собирался, но вдруг передумал. А когда ушел, надеюсь, окончательно, мне ужасно захотелось пнуть дверь ногой, но ноги были босыми, а дверь твердая.

Отчаянно сражаясь с тяжелеющими веками, успела подумать, неужели Малена и раньше маялась со светильниками? Тогда, выходит, что магия, действительно, – свойство души.

Опрометчиво загаданная ранее луна с неба явила себя во всей красе. Такая же огромная, как в ту ночь над мокрой после недавнего дождя дорогой, когда птица бросилась в лобовое стекло, лопнула шина, а тормоза старые и ограждение у моста сплошная условность…

…тяжесть давит на грудь и нечем дышать. И я не дышу.

Глава 3. Право и лево

3.1

Встретились как-то вампир, некромант и ведьмак

и сообразили, что я встречалась с каждым.

– М-м-меня з-з-зовут М-ма-лена, – бормотала я, боясь прикусить язык лязгающими от холода зубами, – я в-в-вдова из Дан-К… Дат-Кр… Боже!

Я вскочила и, кутаясь в одеяло принялась прыгать по комнате. В окно сочились сумерки, неимоверно хотелось спать, но еще сильнее – кофе, горячего, обжигающего кофе. Я запыхалась, вспотела и поняла, что если сейчас выпутаюсь из одеяла, станет еще холоднее, чем было.

В куче притащенного вчера барахла отыскала чулки и домашние туфли, цапнула первое попавшееся платье и прямо в одеяле поскакала в ванную, покрываясь мурашками от предвкушения омовений холодной водой. Одеяло пришлось бросить у порога, в нем я в ванную не вписывалась, и… Там было тепло. И мурашки тоже были, размером с горох, от восторга. Забралась в ванную и замерла, чувствуя, как покидает тело противная дрожь. Добровольно отсюда не вылезу, даже если калач с инспекцией явится.

Выбираться пришлось. Кожа на руках сделалась белесой и пористой, чулки кололись под коленками, я пропустила пару пуговиц, застегивая платье, и в состоянии облачка вплыла в кухню, где вчера оставила сверток с бутербродами. Даже перспектива запивать их водой меня не удручала.

Окно кухни выходило на задний двор, круглое, как гамак, с глубоким подоконником. Фиалок на таком не разведешь, а вот полежать – милое дело. Надо сюда плед притащить и подушку. И здесь тоже было…

Радужное настроение как ветром сдуло. 

Не понятно, для каких целей вбили в стену этот штырь, может для отсутствующей теперь вывески, вон и обрывок цепи мотается, но дело было не в нем. На штыре сидел ворон. Тот самый, из Дат-Кронен. Я опознала его по кривоватому крылу и странным, отблескивающим желтым глазам. 

Что ж, вот и загаданные крылья.

Птица склонила голову на бок, и у меня кусок поперек встал. Пока я откашливалась, запивала, и оттирала проступившие слезы, ворон улетел, а в дверь внизу постучали.

Наверное, это какая-то магия. Потому что я точно знала, что стучат со стороны двора, точно так же, как вчера ночью поняла, что стучали с улицы. Подхватила трость и пошла отпирать деятельной госпоже Норкинс. Ну, а кто это еще мог быть?

Был еще ее супруг с чемоданчиком характерного хозяйственного вида. Все-таки не одни жены на Звонца обитают. 

Парочка хоббитов развила такую бурную деятельность, что я почувствовала себя лишней, но пристроилась в углу за прилавком. Там оказалось старое, но удобное кресло. Из него я бдительно следила за процессом. Господин Норкинс, оглядев торговый зал, почти сразу нырнул обратно под лестницу и чем-то там гремел, шуршал, звякал, а также время от времени издавал присущие всем работникам разводного ключа и отвертки звуки. Трушка, воспользовавшись неизъяснимым женским чутьем, нашла у меня в доме ведра и тряпки и, напевая, наводила красоту везде, куда дотягивалась, а куда не дотягивалась – подтаскивала табурет и тянулась. Все шло хорошо, пока она не взялась за стеллажи с лежалым товаром. Мне будто пилой по нервам прошлись. 

– Не надо, – сказала я и едва узнала свой голос. – Здесь я сама.

– Вот и ладненько, – отозвалась она, – только когда приберете, обязательно на “чистоту” потратьтесь, а то никаких сил не хватит это все от пыли протирать.

Я кивнула. И отчетливо поняла, что наверх тоже посторонних пускать не хочу, хоть Трушка и предлагала и там пройтись, хотя бы на лестнице. С лестницей я попробовала. Моего терпения хватило ровно на один пролет. Так пролететь с почти добровольной помощью это надо еще умудриться, но нервы, в свете последних событий, мне были дороже чистых полов.

Норкинсы, а в особенности Трушка, прощались так долго, что утомили меня больше, чем своим пребыванием в доме. Мне было предложено приходить в гости, обращаться за помощью в любое время и оставлять грязное белье в корзине у двери на задний двор. А потом мне зычным шепотом посоветовали не водится с дамой из дома напротив, ибо “ведьма еще та, но сборы хорошие делает”.

Сборы – это хорошо. Мне бы как раз не помешал успокоительный, покрепче. Очень крепкий. Я бы его даже пожевала и кипятком запила. Или нет, даже запивать бы не стала, у меня и так внутри кипело все. 

Ведан надзирающий офицер явился без приветствий и с грязью на ботинках. Закон подлости неизменен во всех мирах. Стоит вымыть пол, тут же притащится тот, кто его испачкает.

Когда Норкинсы ушли, я от скуки протерла перила и домыла лестницу, потом взяла несколько тряпок и отправилась наводить порядок на полках внизу. Судя по ассортименту, лавка была из разряда “1000 мелочей”. Магические мелочи лежали вперемешку с обычными. Отличить одни от других мне помогала маркировка – на обычных ее не было. Создавалось впечатление, что все это добро, до того, как оно аккуратно и систематизировано лежало по полкам, свалили в кучу, перекопошили, и рассовали