Шрифт:
Закладка:
– Да вот, затекла. – К замешательству Роберта прибавилось раздражение на наблюдательность сержанта. – Значит, вам требуется записать пару слов? Любых, в любом порядке?
Ван Гур заржал. Он так и держал Роберта под локоть, и они двигались параллельно по своим рядам. Изо рта Ван Гура несло несколькими ланчами, причем все они были с луком.
– Да там ничего особенного, сэр, клянусь вам! Срочно нужен человек, поднаторевший в письме. Я не забыл, как быстро и красиво вы настрочили бумагу для вашей мисс сегодня утром.
Большинство солдат из вспомогательного корпуса Кроссли были малоразговорчивы, а то и откровенно враждебны к студентам университета и представителям профсоюзов, создавшим добровольную гражданскую оборону и расхватавшим важные посты во временном правительстве. Роберт их не винил. Прежде всего, они верны своему генералу. Во-вторых, солдаты необразованны и находятся на скудном денежном довольствии; самым ценным имуществом для них была форма, которую они получали в счет жалованья при поступлении на службу. Ван Гур, в сущности, такой же неуч, как его собратья, был приятным исключением со своей доброжелательностью; вероятно, поэтому Кроссли и взял его себе в порученцы.
В ту ночь, когда восставшие захватили правительственные здания, именно Ван Гур принес Роберту ножовку, чтобы в случае необходимости перерезать телеграфные провода.
– Как увидите вспышки взрывов – значит, самое оно. Резанете разочек, провода и рассядутся. Потом сапоги долой, прыгайте в воду и плывите подальше от стрельбы. Мост здесь низкий, головой не приложитесь. Ничего с вами не случится в темноте, разве что шальной пулей зацепит, – объяснял сержант. – Главное, держитесь ближе к берегу, ясно?
– Ясно, – сипло прошептал Роберт. Ван Гур хлопнул его по плечу и сказал, что он – золото-парень.
Низенький, кривоногий, с желтушным цветом лица и каким-то ступенчатым носом – видимо, после давнего избиения, – сержант напоминал Роберту батраков в имении его отца, с которыми он все детство был на дружеской ноге. Не отец, а именно те работники научили Роберта ставить силки, курить трубку и, взяв в качестве примера жеребца и кобылу, наглядно объяснили механику полового акта.
Кстати, Роберт не был уверен, что отец хорошо разбирался в последнем пункте, да и вообще хотел разобраться. Продолжение рода – дело откровенное, можно сказать, голое, а такие люди, как его отец, больше всего на свете страшились наготы любого рода.
Следующим звеном в цепочке размышлений Роберта стало происходившее между родителями за дверьми спальни, и лейтенант почувствовал, что эрекция у него окончательно пропала.
Он охотно пообещал Ван Гуру записать все что нужно; в отношении конфиденциальности на него можно положиться. Роберт распрямился, когда они вышли в боковой проход, где толпа заметно поредела; его осенило, что Ван Гур, должно быть, не обучен грамоте.
– О, вот это славно! Благодарствую вас, лейтенант Барнс, сэр!
Порученец повел Роберта к одностворчатой двери в дальнем конце зала. Шпоры Ван Гура звенели в такт его торопливым шагам.
Роберту пришло в голову, что конфиденциальное дело, которое его повлекли фиксировать, окажется любовным письмом какой-нибудь душечке Ван Гура. Дору это позабавит. «А он говорил что-нибудь романтическое о ее утробе, лейтенант? – так и слышал Роберт ее негромкий голос, живо представляя полуопущенные веки Доры. – Я требую подробного отчета. Вы же знаете, как я люблю романтику».
Дора не походила на других горничных. Наедине с Робертом в ней появлялась уверенность, и между ними завязывалась маленькая игра в начальника и подчиненную, однако в присутствии других Дора стушевывалась. А еще она знала грамоту, в отличие от Ван Гура и большинства мужчин и женщин их класса. Не раз, как с той малопонятной пьесой Ламма, Роберт просыпался и видел, как Дора, опираясь локтем о подушки, читает его учебники при свете ночника. Когда Роберт спрашивал, что она думает о том или ином тексте, Дора неизменно отвечала: «О, я лишь искала, нет ли там чего-нибудь пикантного» – и откладывала книгу в сторону, хотя лейтенант подозревал, что Дора всерьез настроена на саморазвитие.
Теперь у нее появится такая возможность.
Они справились с задачей, объединив усилия, грамотные и неграмотные заодно: надавили на тормоза государственной махины и остановили ее прежде, чем она успела поглотить новые жизни. Они вернули национальное достояние людям, которые его зарабатывали. Если Дора захочет вступить в один из женских комитетов, которые совсем скоро начнут возникать, или принять на себя иную роль в поддержке нового представительного правительства, ей никто не помешает это сделать.
И раз уж сержанту потребовалась помощь в составлении скабрезной цидульки своей разлюбезной, он, Роберт, не откажет собрату по оружию в таком пустяке.
– Ну вот, нам прямехонько сюда.
Они прошли сумрачный холл, обшитый дубовыми панелями, и остановились перед массивной дверью. Рядом на скамье сидел человек в кучерском облачении – фрак и алый шарф, повязанный на лоснящийся цилиндр. Руки возница плотно скрестил на груди, угрюмо выставив квадратный подбородок. Роберт невольно порадовался, что он не лошадь этого человека.
– Как вы управились, кстати? – Ван Гур остановился у двери, игнорируя мрачного кучера на скамье. – С музеем, за которым вызвалась присматривать ваша мисс? Психическое чего-то там или клуб какого-то доктора? На улице Наследия, я вспомнил! Или Малого Наследия?
– Мы осмотрели и приняли помещение, – коротко ответил Роберт, не собираясь объяснять Ван Гуру суть Общества психейных исследований: сержант мог и заинтересоваться. Ради духа товарищества Роберт, так и быть, поднесет ручку к бумаге, дабы описать все оттенки возбуждения Ван Гура, но склонен решительно подвести черту под обсуждением любых суеверий, которых придерживается этот порученец. Да и о внесенных в «постановление» исправлениях сержанту знать необязательно.
– Славно! – Ван Гур постучал по стене костяшками пальцев. – Прелестная девица ваша мисс.
– Она не моя мисс. – Пусть кое-кто из университетских приятелей в курсе, что Роберт связался с горничной, однако лейтенант отнюдь не стремился стать предметом сплетен среди нижних чинов. Он убеждал себя, что это и ради Доры тоже. – Она мой соратник по освободительному движению.
– Ну разумеется, сэр, – отозвался сержант грубовато-простецким тоном, в котором словно и не слышалось сарказма, и открыл дверь, прежде чем Роберт успел отреагировать.
Они вошли в кабинет главного судьи. Угол занимал огромный, словно грузовая баржа, стол, по обеим сторонам которого высились книжные стеллажи, уставленные увесистыми томами в красных и