Шрифт:
Закладка:
С этим я и заснул. Во сне надо мной летали ласточки. Угрожающе вычерчивали круги. Но я не боялся.
Я и проснулся совершенно случайно, не так услышав, как почувствовав её шаги. Сначала внизу скрипнула дверь, потом она затопала по вытертой лестнице, постукивая ладонью по перилам, замирая на этажах, заглядывая вниз, пережидая и трогаясь дальше. Она поднималась так бесконечно долго, что я успел разогнать всех ласточек, рванул в ванную, намочил волосы, чтобы всё было как следует, бросился к лестнице. Столкнулся с ней лицом к лицу. Её заметно шатало. Она держала по бутылке шампанского в каждой руке. За собой волочила по лестнице пиджак, небрежно подцепив его правым мизинцем. Туфли её были перемазаны песком и травой. Улыбалась пьяно, выглядела волшебно.
– О, – удивилась, – ты без тапочек?
– Не важно, – заговорил я сдержанно и сурово. – Услышал, что ты идёшь.
– Ждал меня? – засмеялась она.
– Ключи хотел отдать, – продолжал я, так же сдержанно и сурово.
– Выпьешь? – предложила Даша.
– Шампанское? – спросил я предельно сурово. – Разве что за компанию.
Она бросила на пол пиджак, села на него, пригласив и меня. На юбку её нельзя было смотреть без боли, так это было откровенно. Я сел рядом, ощущая босыми ногами холод ночного пола. Нужно было всё же не надевать футболку, – подумал, – пусть бы разглядела, пусть она бы всё разглядела. Даша сама взялась откупоривать шампанское, долго с ним боролась, болтала бутылку, зубами грызла фольгу. Наконец бутылка взорвалась, Даша запищала, однако быстро успокоилась, за знакомство, – сказала и приложилась к вину. Шампанское залило её всю с головой, потекло с губ, куда-то за воротник белоснежной сорочки, Даша резко передала бутылку мне, начала расстёгивать пуговицы, вытирать кожу, я совсем растерялся, глядя, как она нежно и старательно касается своего тела.
– Давай, – сказала, – пей.
– Как работа? – спросил я важно.
– Работа нормально, – объяснила она. – Нервная работа. У клиентов всегда проблемы. Как работать с людьми, у которых проблемы? Их лечить нужно. А ты чем собираешься заниматься? – спросила.
– Обживусь пока что, – ответил я, решив не открывать всех козырей. – Можно тебя поцеловать?
– Ещё чего! Заведи себе друзей – с ними и целуйся. Всё, давай.
Поднялась, подхватила пиджак, сунула мне неоткупоренную бутылку и пошла спать.
Что я сделал не так? Где ошибка? Футболка? Тапочки? Очки? Всё должно было закончиться совсем иначе. Я сейчас должен был лежать в её постели, она – рядом, нежно и утомлённо глядя в мои непроницаемые глаза. Вместо этого я стою посреди кухни с фугасом шампанского в руках и не знаю, куда руки девать. А она в это время, что она делает? Ага, вот она тоже выходит на кухню – за стеной послышались шаги, я поставил шампанское на пол и припал ухом к стене. Вот она подходит к окну, открывает, на неё сразу же бросается вся сумеречная живность, все эти насекомые и жуки, она быстро закрывает окно, подходит к шкафчику на стене, звенит посудой, достаёт банку с чаем, сахар, чашку, ложечки, блюдца. Мелодично всем этим позвякивает, ставит на стол прямо за моей стеной, на расстоянии руки, на расстоянии выдоха. Зажигает газ, ставит чайник, садится. Встаёт, подходит к окну, снова открывает, достаёт зажигалку. Чёрт, она курит. Нервно добивает сигарету, выдыхает дым, прикрывает окно, достаёт из кармана пиджака мобильный, проверяет входящие, стремительно прячет телефон назад. Закипает чайник, она долго не обращает на него внимания, стоит и напряжённо смотрит перед собой, прямо туда, где стою я. Порывисто поворачивается, со злостью перекрывает газ. Садится за стол, тяжёлым движением сгребает в угол все чашки, ложки и блюдца. Дальше я не могу расслышать. Что она делает? Что она там делает? Плачет! – внезапно доходит до меня. – Она плачет! Она там сидит и плачет! Да-да, сидит одна в пустой квартире и ноет. Заливается горькими слезами, безутешно убивается, надышавшись горького табака, и нет никого, совсем-совсем никого, кто бы услышал её плач, кто бы мог её утешить! Никого, кроме меня. Я даже подскакиваю от такого прозрения, сбиваю бутылку, та глухо заваливается на бок и медленно, как гружённый нефтью товарняк, катится по вымытой холодной плитке, поскрипывая и ломая окружающую тишину. Она с той стороны настораживается. Всё понимает и замолкает, прислушиваясь. Бутылка докатывается до стены и останавливается. Я тоже затихаю. Стою и слушаю, как она молчит. Молчит, зная, что я здесь, что я всё слышу, всё знаю, обо всём догадываюсь.
Она разбудила меня в начале восьмого, открыв двери своими ключами, и закричала с порога:
– Так и знала, что ты спишь!
Пробежала по коридору, заглянула в ванную, бросила придирчивый взгляд на кухню и завалилась прямо в комнату, где я спал. Спал я без одежды, и вот тут она наконец разглядела всё.
Ой, – сказала, садясь рядом и касаясь моего плеча, – что у тебя с кожей? – спросила, разглядывая мою татуху. – Это пёс?
– Дракон, – ответил я, – просто недорисованный.
– Ну, – не согласилась Даша, – какой же это дракон? Это пёс. Смотри, какой у него хвост. Такса, – она ещё раз прикоснулась к моему дракону. По моей коже потекла огненная лава. Однако не успел я ответить, как она соскочила с кровати. – Давай, – приказала, – одевайся, что-то тебе покажу.
Я поспешил одеться. Почему-то мне не хватало уверенности, к тому же после таксы вообще не было желания в чём-то её переубеждать. Даша открыла