Но вот мы и подошли к основной теме – дороге Баргузин – Улан – Удэ. На первых порах связь с цивилизацией этих двух посёлков осуществлялась через Иркутск по озеру Байкал, летом по воде, а зимой по льду. Причём по льду дорога проходила вдоль берега ибо выходить на середину Байкала было опасно, можно было попасть в расщелину или полынью, да и ориентироваться если пойдёт снег, было не по чему, а если застанет ночь, то нет возможности согреться и приготовить пищу, а если застанет пурга, которая может мести несколько дней, то спастись от неё ни людям, ни лошадям невозможно.

Но вот в Баргузинской долине (вначале 18 века) и близлежащей реке Ципикан нашли золото и началась золотая лихорадка. Но много ли намоешь руками и началась механическая обработка залежей. В 1912 году драга выписанная из Англии, пройдя Северным морским путём через Карское море и Енисей, была доставлена в Красноярск, и уже железнодорожным путём доставлена до станции Байкал и через оз. Байкал до Усть – Баргузина, и далее по льду реки Баргузин к посёлку Баргузин и далее по зимнику к Ципиканским приискам. Отметим, что дорог, в нашем понимании, вообще не было. Драга была погружена на специальные сани и более 20 лошадей тянули её на Ципикан. Как рассказывал нам в 2002 году директор местного музея, среди этих лошадей выделялся жеребец – богатырь и его впрягали ломовым. Когда встречался подъём, ему наливали ведро водки и он оправдывал все расходы, лошади видя как трудится их ломовой, тоже не жалели сил. Я верю в жеребца – богатыря, поддержку лошадей, но в ведро водки, это уж слишком.

После открытия и начала добычи золота население обеих посёлков стало расти как на дрожжах. Потребовался банк для приёма золота и обмена его на рубли и постоянно сдавать золото в большие банки и получать бумажные деньги, потребовалась охрана и грамотные чиновники. Однако связь с Иркутском во время ледохода весной и ледостава осенью была полностью прерванной и волей – неволей пришлось обратить свои взгляды на Улан – Удэ, хотя и здесь ледоход по реке Селенга на 2–3 недели в году, тоже затруднял товарообмен между периферией и центром.

Чтобы снабжать возросшее население продуктами питания в посёлках стали выращивать овощи, домашнюю птицу и скотину и если раньше рыбу ловили только для себя, то сейчас рыбный промысел стал отдельной отраслью хозяйства.

Рыбная ловля и в настоящее время не последнее занятие местных жителей и мне 2–3 года назад посчастливилось поучаствовать в этом увлекательном мероприятии. Во времена перестройки, когда жизнь была особенно тяжела, рыбная ловля это почти единственное, что помогало выжить. Лицензий не давали, но жить – то хочется, за тобой семья. Сейчас лицензии дают, но не всем и на вылов такого количества, что только, чтобы не забыть вкус и запах рыбы.

Итак, меня садят в моторную лодку в которой ещё четверо рыбаков. Отходим от береге, волна короткая и крутая, удивляюсь почему мы не опрокинулись сразу, а продолжаем идти вперёд. Рыбаки закурили «приму», а меня не покидает мысль, когда мы перевернёмся. Брызги от волн уже намочили мою городскую одежду и холод подбирается где то к желудку. Снял полуботинки и вылил из них воду, чтобы чувствовать себя увереннее хватаюсь руками за два борта и так добираемся до места где была вчера поставлена сеть. Она немного притоплена, скрыта от рыбинспектора, наверху только привязанная к сети пластмассовая бутылка. Как они её нашли в этом безбрежном «море океяне», для меня осталось до сих пор загадкой – подошли прямо к ней! Выбрали сеть с омулем и быстрее к берегу. Сидячие места и сюда то были заняты, а сейчас моё место на куче сетей. Сажусь, а что мне терять, я ведь и так весь мокрый. А вот и моё спасение – берег! Как хорошо быть трусом, совсем недавно тридцать минут назад я был мокр и мог навсегда остаться в Седом Байкале, а сейчас рыба, костёр, сухая одежда и скоро, скоро – уха! Чувствую себя счастливейшим человеком, но виду не подаю, хотя и хочется, что то спеть.

Рис. 27. Вот на такой лодке я и испытал судьбу рыбака

Вытаскиваем рыбу из сети, всего полтора ведра. Вместе с бригадиром нас шесть человек, варим в ведре двенадцать омулей, солим и добавляем немного тины (приправа). Через двадцать минут снимаем, запах божественный, заходим в домик (остался ещё от бывшего колхоза), посреди стол из досок, причём между досок щели, бригадир опрокидывает ведро на стол, вода с тиной стекают между щелей стола, запах ещё сильнее. Едим, каждый по паре рыбин, кости бросаем под стол. После окончания трапезы бригадир открывает дверь, запускает собак, и они подчищают остатки еды под столом. Вот откуда к нам пришло понятие о безотходной технологии.

После лирического отступления опять вернёмся к дороге Баргузин – Турунтаево (там была переправа через реку Селенга), и уже по левому берегу реки, вверх по течению, через 56 км. Улан – Удэ. Длина этого участка дороги составляет, около, 300 км и для доставки грузов в Улан – Удэ в Баргузине собирались обозы, к ним присоединялись обозы из Усть – Баргузина общим числом 10–20 из телег летом и саней зимой. Переходы, как правило, осуществлялись в дневное время от деревни к деревни. Интенсивность движения повышалась зимой: во первых замерзала Селенга; сани более устойчивы к поломкам, у них большая грузоподъёмность, да и занятость населения зимой ниже. Однако, зимняя дорога содержала и свои трудности – холод, толщина снежного покрова, иногда, доходила до 2,5 метра, трудность с ориентацией и нахождением кратчайшего пути, во время снегопада было легко заблудиться и в таких случаях обоз останавливался, лошадей накрывали попонами, а сами заворачивались в тулупы (шуба с мехом внутри и снаружи). Так как ориентиров при такой толщине снега очень мало и они ненадёжны, то ориентировались по берегу Байкала, не отходя от него не более чем на расстояние видимости. Средняя скорость 15–25 километров в сутки и не забывайте, что 300 км это только от Баргузина до Татаурово, а ещё надо проехать более полусотни км до самого Улан – Удэ. На отдых лошадей, продажу своего товара и покупку нового и обратный путь уходило до 2 месяцев.

Ходить обозом более безопасно; на