Кен добрался до плоского скалистого мыса на дальнем берегу озерца. Он пристроился в расселине скалы, в тени кедра с искривленным стволом, и стал думать о подарках, которые сегодня полупит. От плотного завтрака и солнечного тепла его клонило ко сну. Довольный и умиротворенный, он немного откинулся назад. Его пальцы лениво подхватили горстку маленьких камушков, и он начал кидать их в прозрачную воду.

У одного из камушков края были острые, с зазубринами; осмотрев его, Кен увидел, что он похож на тонкую, серую и очень жесткую пластинку.

«Да ведь это кремень!» — подумал он. Оглядев землю у себя под ногами, Кен заметил другой такой же камушек, потом еще и еще один. Да их здесь полно! А там, подальше, между высокими скалами, кучка таких же серых осколков — высотой сантиметров в тридцать, а то и больше. Странное дело… Кен встал и подошел ближе, чтобы получше разглядеть кучку. Захватив пригоршню, он слегка разжал пальцы, и камушки посыпались на землю. Это были кусочки кремня. Внимательно осмотрев их, он увидел, что некоторые из них обточены по краям. Было совершенно очевидно, что это сделала рука человека. Кен набрел на место, где много лет назад индейцы выделывали из кремня разные инструменты, наконечники для стрел и другое оружие. Эту горстку осколков оставил какой-то безвестный мастер давно минувших времен — так плотник оставляет после работы кучку стружек.

«Что ж, значит, когда-то в далеком прошлом индейцы подолгу бывали здесь, — подумал Кен. — Наверно, около этого озера можно обнаружить и другие следы их присутствия. Если индейцы приезжали сюда на лодках, то где они высаживались на берег? Их лодки были сделаны из березовой коры, и чтобы камни не пробили днище, приходилось выискивать такое место, где берег отлого спускался к воде.

«Я бы причаливал вон к тому каменистому берегу за мысом, — подумал Кен. Он стоял, напряженно разглядывая сквозь прозрачную воду отлогое дно. — Смешно! — подумал он. — Что я здесь ищу?»

Он уже было повернулся, чтобы уйти, как вдруг увидел в воде какую-то странную штуку. Что это? На дне, среди разноцветных камушков, выделялся своими мягкими очертаниями какой-то светло-коричневый предмет. С волнением вошел Кен в неглубокую воду. Опустив руку на дно, он нащупал что-то гладкое, непохожее на камень. Спустя секунду он уже разглядывал свою находку: это была трубка, выделанная из глины и украшенная узором из кружочков и черточек. Судя по всему, этот узор нанесли остроконечной палочкой, когда глина еще была сырая. Трубка прекрасно сохранилась.

Кен взобрался на скалу и снова присел в тени. Его волнение сменилось теперь любопытством. Сколько лет пролежала эта трубка в воде? Кто ее изготовил? Как выглядел человек, который ее курил? Странное чувство близости с этим неведомым индейцем, жившим много-много лет назад, охватило Кена — у него было такое ощущение, словно он связан с хозяином трубки какими-то тесными узами. Может, никто другой не прикасался к ней все эти годы.

«А ведь эта трубка, — подумал Кен, — наверно, принадлежала кому-то из предков Поля, обитавших здесь за много веков до того, как первый белый человек ступил на берег озера Клаудз…» И тут, в день своего пятнадцатилетия, стоя на берегу маленького озерца, Кен вдруг с необоримой силой осознал нескончаемость человеческого бытия. Он долго сидел, разглядывая трубку, и лишь временами поднимал голову, чтобы полюбоваться серебристым озерцом, холмами и деревьями на другом берегу.

Потом он вскочил и побежал к лужайке, чтобы показать свою находку родным. Все порадовались вместе с ним, за исключением, конечно, тетушки Мэрион. Но, в отличие от Кена, ни отец, ни мать не ощутили таинственной связи с владельцем трубки.

— Мы, конечно, должны сообщить о твоей находке в музей, — сказал отец уже на обратном пути. — Им понадобится подробное описание всех обстоятельств, и, возможно, они даже пошлют сюда своего сотрудника, чтобы обследовать место находки.

Был уже вечер, когда Уоррены вернулись на дачу. Кен пошел искупаться, пока мать с тетушкой Мэрион готовили ужин. Трубка лежала на почетном месте над камином в ожидании того часа, когда отец возьмет ее с собой в город и передаст в музей. Взгляд Кена то и дело возвращался к ней. Он был глубоко взволнован находкой и думал о том, как прошлое, настоящее и будущее связаны между собой таинственными нитями.

Вечером за ужином не было и речи о том, какое сегодня в доме празднуется событие. Соблюдая правила игры, Кен делал вид, будто не замечает, что к столу подали его любимые блюда. Затем, после короткой паузы, когда с ужином было в основном покончено, мать принесла из кухни огромный именинный пирог, на котором горели пятнадцать свечек. Отец, мать и тетушка Мэрион запели: «Поздравляем, поздравляем Кена с днем рождения!» — и мальчик радостно улыбнулся. Но, странным образом, в это мгновение он вдруг подумал: «А у Поля был когда-нибудь такой день рождения? Дарили ли ему что-нибудь ко дню рождения? Хотел бы я знать, получил ли Поль хоть раз в жизни какой-нибудь подарок?»

Сумерки постепенно сгущались, и отец Кена зажег две керосиновые лампы. Потом родители вручили Кену подарки. От отца — продолговатую коробку, содержимое которой было для мальчика полной загадкой.

Распаковав сверток, Кен обнаружил фотоаппарат с вариообъективом и лампой-вспышкой. Он никогда еще не фотографировал и очень обрадовался неожиданному подарку. Кен бегло просмотрел инструкцию, решив изучить ее более тщательно на досуге. Поблагодарив отца, он стал распаковывать другую коробку, покрупнее, которую ему вручила мать.

Тут он еще больше обрадовался, увидев, что во второй коробке — полный набор принадлежностей для проявления фотопленок и печатания снимков: бачки, проявитель, закрепитель, фотобумага и все прочее, вместе с подробными инструкциями. Преодолев искушение сразу же приступить к изучению обеих инструкций, Кен поблагодарил маму и принял от тетушки Мэрион еще один подарок. В последнем свертке было шесть фотопленок — три черно-белых и три цветных.

Кен был очень доволен подарками и легко нашел слова, чтобы высказать близким свою радость. Еще несколько минут все посидели вокруг стола, обсуждая события дня. Потом, когда женщины принялись мыть посуду, Кен разложил свои фотопринадлежности на столе и начал тщательно изучать их назначение.

Чуть позже его внимание отвлеклось, и глаза снова остановились на индейской трубке. Он опять стал думать о кучке кремня на берегу озера Клаудз, о поселке оджибуэев и, конечно же, о Поле. И тут он снова вспомнил, что индейцам грозит изгнание. Радость, которую принес праздник, вдруг развеялась, и на душе стало пусто. Тщетно Кен пытался избавиться