— Еще не знаю.

Я помедлил, обдумывая положение.

— Если у Хайдара много вооруженных сторонников за стенами дворца, он может взять верх.

— Ступай в город и вернись с новостями.

— Но как я выберусь? Все дворцовые врата перекрыты стражей таккалу.

— Маджид подкупит одного из их начальников. Они знают, что я не на стороне Хайдара.

Я выскользнул через боковые ворота дворца — стражник помахал мне вослед — и зашагал к главному базару. Прежде в этот теплый солнечный день матери торговались бы с продавцами, а дети щебетали от удовольствия, что гуляют. Но сейчас улицы были пустынны. Когда я подошел к главному входу базара, то увидел, что огромные деревянные двери накрепко заперты. Клянусь Всевышним! Никогда в жизни я не вццал базара, закрытого в середине недели.

Подбежав к старому заброшенному минарету, я вскарабкался по сбитым ступенькам. Через окошко, прежде служившее для оглашения молитвы, виден был весь город, позолоченный солнцем: глинобитные дома окружали мечети, базары и парки. Дворцовые земли выделялись посреди всего, напоминая огромные ковры, затканные цветами и деревьями, которые соперничали друг с другом в красоте. Северные врата были наглухо перекрыты стражей. Мой взгляд отыскал сине-белые изразцы врат Али-Капу, где толпились сотни воинов-таккалу из шахской стражи, а также множество их сторонников; они строились в боевые порядки, их сабли, кинжалы, луки и стрелы были наготове.

Где же приверженцы Хайдара? Почему они не вышли поддержать своего нового шаха? Я поспешил туда, где стоял дом его дяди, хана Хакабери, но не обнаружил никакого движения, потом безуспешно стучал в ворота нескольких других союзников, пока не добрался до дома Хоссейнбека-остаджлу. Большой отряд людей, вооруженных саблями и луками, собрался у него во дворе. Я поклонился воину с алевшим на щеке шрамом, разглядев такой же алый колпак в его чалме, означавший кызылбаша, верного Сефевидам.

— Отчего задержка?

Он насупился:

— Ты кто такой?

— Я служу при гареме.

— Полумужик!

Он потер свой пах, будто уверяясь, что его мужское достоинство на месте. Сжимая рукоять сабли, он отошел к своим соратникам, будто опасаясь, что может заразиться моим состоянием. Хотел бы я посмотреть, как он поведет себя под кривым и длинным ножом оскопителя, — тогда мы бы узнали, кто храбрее.

Воин на улице рассказал сплетню, что Исмаил вошел в город с тысячей человек. Сторонники Хайдара отложили штурм дворца, боясь резни.

— Но как Исмаил мог добраться так быстро?

Он пожал плечами и ткнул пальцем в сторону Хос-сейнбека, взбиравшегося на лошадь:

— Бек решил, что это вранье.

Хоссейнбек скомандовал сбор, и остаджлу зашагали к северным вратам дворца. Воины других племен выбегали на улицу из ближних домов, пока их не собралось больше тысячи. Пыль стояла такая, что вышедшие посмотреть начали кашлять и отхаркиваться. Схватка между сторонниками Хайдара и Исмаила была делом времени, и при мысли, каковы могут быть в бою эти жестокие кызылбаши, моя кровь обратилась в уксус.

Марьям успокаивала Пери — это я увидел, входя. Волосы царевны расчесали, пока те не заблестели черным шелком под белой шалью, она переоделась в черное шелковое платье, вышитое золотыми квадратами, сделавшее ее выше и стройнее. Серьги, золотые полумесяцы с бирюзой, были подарком отца. Пока меня не было, она написала несколько писем, на серебряном подносе дожидавшихся гонца. В глазах было больше тревоги, чем прежде.

— Наконец-то! — сказала она, когда меня ввели. — Какие новости?

— Повелительница, — прохрипел я, — тысячи воинов Хайдара двигаются ко дворцу, предводительствуемые Хоссейнбеком…

— Да сохранит нас Бог! — испуганно ахнула Марьям.

— Их довольно, чтоб одолеть таккалу? — спросила Пери.

— Полагаю, да.

Пери вскочила:

— Мне надо попросить дядю задержать их.

Интересно, почему она так внезапно решила, что это следует сделать?

— Повелительница, что произошло?

— Незадолго до твоего прихода главный аптекарь моего отца сообщил, что мазь могла снять щетину с бычьей шкуры. Может быть, это случай. Но все равно — смогу ли я выжить при царствовании Хайдара?

— Да обрушит Бог возмездие на голову злодеев!

Пери протянула мне матерчатый кошелек.

— Это ключ от дверей из женской половины на Выгул шахских скакунов, — сказала она. — Передай моему дяде, что я дарую ему соизволение войти и устранить Хайдара, не причиняя ему вреда. Возвращайся как можно быстрее.

Я уставился на кошелек.

— Но мужчинам никогда не позволялось входить на женскую половину дворца, — возразил я.

— Разрешаю это.

Потрясенный, я упрятал кошелек в складки тюрбана и поспешил прочь. Когда я добрался додома Шамхала, то сказал слугам, что имею срочное известие, и меня тут же впустили. Шамхал развязал кошелек и впился глазами в ключ. Взгляд его засверкал, будто у ворона, завидевшего мешок сокровищ.

— Вот лучшая из наших надежд! — ликующе сказал он.

— Пери велела мне передать вам, что Хайдара следует удалить, не причиняя ему вреда. Еще повелительница просила о знаке, подтверждающем ваше согласие.

Мне нужно было доказательство, что я доставил эту, самую важную, часть сообщения.

Шамхал поднялся:

— Скажи ей вот что:

Муж, вставший против нас,

повержен будет в прах,

Но избежит вреда,

покуда он в Шамхаловых руках.

Взамен, молю, о Пери, кровь моя,

Держись вдали от мест, где ярится солдатня.

— Чашм, — отвечал я.

Уходя, я слышал, как Шамхал скликает слуг и велит бежать к домам своих сторонников, поднимать их на поддержку Исмаила.

Я отправился назад во дворец. Перед вратами Али-Капу все еще несли стражу никем пока не потревоженные воины-таккалу и их союзники. Один из командиров был мне знаком, и я, поговорив с ним о том, что бегал по делам целый день, получил разрешение войти, но лишь после обыска на