Шрифт:
Закладка:
А когда шторм стих, стало ясно, что дальше на «Кон-Тики» плыть невозможно. Плот все же основательно потрепало. И теперь надо было или ремонтироваться на берегу, или… Но об этом, втором варианте, несмотря на все пережитые опасности, думать не хотелось.
И все же пришлось пойти именно по второму пути. Олег Валентинович, прибыв на место, куда пристали ребята (это было около станицы Должанской), посоветовавшись с руководителями групп, принял решение прекратить плавание. Во-первых, ремонт занял бы очень много времени, а, во-вторых, места на плоту предстояло занять самому младшему экипажу, «Тайфунам». И риск отправить их в таких условиях в плавание был бы очень велик…
С грустью смотрели ребята на свой «Кон-Тики», с которым им предстояло расстаться. С этим плотом было связано все лучшее, что они испытали в жизни, их мечта, их надежда… Что ж, и великим путешественникам отнюдь не всегда удавалось осуществить все, что они намечали. Ведь и Тур Хейердал был вынужден прервать свою экспедицию на «Ра-1». А главное — даже эта неудача в общем-то не перечеркивала цель экспедиции контиковцев. Плот показал, что он достаточно надежен в условиях штормового моря, что он может выдержать такие путешествия. В конце концов, уже одно то, что плот, пройдя десятибалльный шторм, остался на плаву, само по себе значительное достижение. Да и отказ от продолжения плавания вовсе ведь не означает прекращения их экспедиции! Они все равно пойдут к Малой Земле, и пусть на велосипедах, но финишируют в назначенном месте. А вернувшись в Новосибирск, построят новый плот — еще лучше, еще прочней, еще надежней. И никто не отнимет главного, что они приобрели в путешествии — их опыта, умений, знаний, того, что тверже стали характеры, прочнее — дружба, взрослее — взгляд на жизнь…
С плотом решили проститься так, как поступали мореходы в древности с кораблями, отслужившими свой век, — устроили огненное погребение. Далеко освещая окрестности, всю ночь полыхал огромный костер, на котором уходил из жизни их геройский «Кон-Тики». А утром в пепле костра нашли ребята дюралевые слитки — все, что осталось от судна. Эти слитки были расплавившимися пластинами, которыми при сборке прокладывались для прочности продольные конструкции, образовывавшие основу плота. И каждый взял себе по маленькому оплавленному кусочку металла на память о незабываемых днях плавания, на память о верном друге «Кон-Тики»…
«Прощайте, любимые скалы!»
С ослепительно голубого неба солнце щедро слало земле свои живительные лучи. Начинался прекрасный летний день — один из тех дней, которыми так богато Причерноморье. Солнечными бликами искрилось море, а вдали, у самого горизонта, неторопливо плыл куда-то большой белый корабль.
Последний раз в этом путешествии сидели «Дельфины» в седлах своих верных железных коней. Вместе с присоединившимися к ним в Анапе «Штормами» они направлялись к мемориалу защитников Малой Земли.
У огромного бетонного пилона «Малая Земля» завершившую маршрут экспедицию новосибирских школьников встретили ветераны геройских боев и работники горкома комсомола. Выстроив своих орлов, Володя Коваленко отдал рапорт об окончании экспедиции. И все застыли в минуте молчания.
Никто из них потом ничего не рассказывал об этом друг другу. Но как удивился бы каждый, если б узнал, что и сосед справа и соседка слева, и все остальные — весь застывший ребячий строй — думали в эти мгновения об одном: а сумели бы они выстоять в тех грозных испытаниях, если бы на их долю выпало не на жизнь, а на смерть сражаться здесь с врагом, как сражались когда-то такие же точно ребята лишь чуть постарше их…
Одна минута — какой короткой бывает она в суете повседневных дел! Но здесь время словно остановилось, чтобы каждый успел подвести итог прожитому, поставить строгую и справедливую оценку всему, что сделано им.
…Они шли по священной земле, каждая песчинка которой полита горячей кровью защищавших ее героев, слушали рассказы ветеранов о кипевших здесь боях и, хотя знали, что все, о чем говорят убеленные сединами люди с броней из орденов и медалей на своих таких мирных, таких штатских пиджаках, — святая правда, никак не могли представить себе, что на той косе, где накануне так хорошо загоралось, высаживались первые десантники Цезаря Куникова. Им, не знавшим, что такое бомбежка, артобстрел, атака, никак не удавалось представить эту цветущую землю развороченной тупыми тушами бомб и снарядов, пропахшей дымом пожарищ и пороховой гарью. Но именно здесь впервые так явственно ощутили ребята, какое это счастье — смотреть на небо, не опасаясь, что оно разверзнется смертью, бежать по летнему лугу — не под пулями врага в атаку — а просто так, от хорошего настроения, от избытка сил, полной грудью вдыхая его бодрящий аромат: как это здорово — припасть губами к щедро дарящей весенний сок березе или врезаться с разбегу всем телом в упругую прохладу морской волны; как это замечательно — жить, учиться, ходить в кино, лакомиться мороженым, когда знаешь: жизнь твоя надежно оберегается, делается все для того, чтобы школьный звонок никогда не смогла заглушить воющая сирена…
На этом рассказ о сибирском «Кон-Тики» можно бы и закончить. Но остался один важный вопрос. В прямом смысле вопрос, который задавали ребятам везде и всюду:
— Да как вас мамы-то отпустили?!
От многих пап и мам, да и учителей тоже, часто можно услышать: «Нам с детьми повезло. Они у нас спокойные, послушные, никогда не доставляют хлопот…»
Почему-то гораздо реже это услышишь от подростков: «Нам со взрослыми повезло…»
«По морям, по волнам, сегодня здесь, а завтра…»
Ребятам из одиннадцатой школы города Новосибирска «со взрослыми повезло». Прежде всего, в том, что рядом с ними оказался Олег Валентинович Маркин — хорошо понимал он, чего не хватает современному городскому подростку в его комфортабельной, ужасно благоустроенной жизни. В одной из статей, опубликованной в газете «Молодость Сибири», О. В. Маркин писал: «Что привлекает ребят и заставляет переносить трудности, граничащие порой для тринадцатилетнего мальчика с подвигом? Желание… утвердиться в испытаниях, остро прочувствовать вкус дружбы и братства». А это проявится только в трудностях, и не
