Шрифт:
Закладка:
Самым трудным было для меня выучиться «цивилизованно» есть. Ведь дома у нас вся семья хлебала щи из общей деревянной чашки деревянными же ложками. Никаких иных приборов и сервизов не было. Теперь же я был обязан правильно держаться в любом обществе, куда бы меня ни забросила судьба. Малейшая оплошность или неряшливость могли привести к провалу.
…Бездельничал я во Львове, совершая экскурсии по городу, примерно с неделю. К ее исходу съехалось до десятка курсантов — из Казани, Одессы, из Латвии, Финляндии, с Урала. Некоторые поселились в одной гостинице со мной. В соседнем номере обосновался мой земляк — златоустовец Петр Артамонов, по кличке «Медвежонок».
Я оказался самым молодым и самым малограмотным. Теоретическая часть давалась мне труднее всех.
Мастерская, в которой мы занимались, находилась в том же доме, где жил Николай. Это была просторная комната с несколькими столами и полками, уставленными различными колбами, банками и другими лабораторными приборами.
Началось учение с самых мирных вещей: с черчения, измерения объема кубов и цилиндров, со знакомства с инструментами. От теории помаленьку стали переходить к практике, покуда тоже школьной — решали задачи на объем и вес.
Однажды, придя на занятие, мы увидели на столе преподавателя небольшой картонный цилиндр.
— Вот, товарищи, — сказал Николай, — так выглядит ручная бомба нашей конструкции. Картонный корпус наполняется взрывчатым веществом. Туда же вкладывается запальник…
Значит, мы подошли к сути дела.
Так как все наши бомбы изготовлялись из специального толстого картона, необходимо было научиться раскраивать и резать картонные листы, предварительно рассчитав размер и форму оболочки в зависимости от того, какой взрывной силы требовался снаряд.
Потом мы занялись запальником — душой снаряда. Это было самым трудным. Запальник должен точно соответствовать весу и объему бомбы — значит, необходим особенно точный расчет. Кроме того, нужна сугубая тщательность в работе. И вот почему.
Запальник наш представлял собою несложный, но весьма опасный прибор. В его конструкцию входила запаянная с обоих концов стеклянная трубка с серной кислотой. Если трубка плохо запаяна, запальник мог самопроизвольно воспламениться. А представляете себе, что это означало в наших подпольных условиях, когда бомбы с готовыми запальниками хранились не в специально оборудованных складах, а на квартирах рабочих — членов боевых дружин? Малейшая небрежность «на производстве», ерундовая оплошность — и на воздух взлетит дом, погибнут не только подпольщики, но их жены и дети, десятки вовсе непричастных к делу людей… Вот какая безмерная ответственность лежала на нас, боевиках, занятых изготовлением боеприпасов для организации!
Отдела технического контроля у нас, конечно, не было. Техника безопасности тоже была весьма сомнительная. Каждый сам не за страх, а за совесть проверял запальники, которые мастерил. Полагалось после пайки изо всех сил трясти проклятую трубку, чтобы убедиться, что кислота не просачивается. Ежели после нескольких минут таких «упражнений» содержимое трубки не вытекало, ее на три-четыре дня оставляли на ватке, пропитанной зажигательной смесью. Ватка не загоралась — продукция считалась доброкачественной.
Николай хотел, чтобы мы не только разумом, но и каждым нервом ощутили, какой груз взвален на наши плечи. И он придумал для нас тяжкое испытание.
Как-то он вошел в мастерскую своей обычной, слегка развалистой, уверенной походкой, одетый в новенький, только от портного, костюм. Стоячий крахмальный воротничок с загнутыми по моде того времени углами слегка врезался в его смуглую шею. «Бабочка» пестрела на сияющей твердой рубашке. Николай подошел к столу, несколько небрежно — была у него такая манера — взял чей-то запальник, повертел его в пальцах. Потом обвел нас взглядом. В глазах его сверкнула эдакая дьявольская искорка.
— Ну-с, — проговорил он, — отлично. Запальники проверены? А теперь вот что. Разбейтесь на пары. Каждый в карман по запальнику — и марш за город, на бывший артиллерийский полигон. Я впереди, вы — за мной. Дистанция между парами — пятьдесят шагов. Ясно?
Воцарилось молчание.
— Значит, ясно, — подвел итог Николай. — Ну, быстренько. — И, сунув в карман один из запальников, такою же развалочкой вышел.
Чтобы попасть на полигон, надо было пройти верст пять по городу — того и гляди запальники вспыхнут в карманах.
Скажу откровенно, эта прогулка доставила нам не слишком много удовольствия.
На полигоне мы сначала по очереди бросали запальники с заклеенными донышками. В таком виде им взрываться не полагалось. Все приборы проверку выдержали.
— Теперь бросать в боевом положении, — сказал Козлов. — Первый — Волков.
«Волков» — это был я. Как положено по инструкции, открываю донышко. Размахиваюсь. Удар о землю. Язык огня…
Запальник годен.
После меня метал «Медвежонок», потом остальные. Все прошло без осложнений.
«Первый курс» был окончен.
Теперь под руководством Николая мы кроили из картонных листов ручные снаряды разных размеров и фасонов.
А потом началось самое рискованное — самостоятельное приготовление взрывчатых веществ. Что ж, и это было необходимо. Мы делали пироксилин, менделеевский порох, динамит. Самым вредным и опасным было приготовление мелинита — состава колоссальной взрывной силы. После русско-японской войны он стал широко известен под названием «шимозы».
Чтобы «получить мелинит, мы в плохо оборудованной лаборатории, по существу в домашних условиях, плавили в колбах особый состав. Каждый, кто присутствовал в это время в мастерской, смело мог считать себя наполовину покойником…
После опытов с «шимозой» лицо у меня стало зелено-желтым, словно после желтухи, и я ходил таким чуть не полгода.
Затем Николай, научил нас делать мины на якорях, «адские машины» — ударные, фитильные, с часовым механизмом и с индуктором.
Мы с Николаем очень сблизились, подружились. Но за все время он ни слова не сказал о себе, о своей жизни. Кремень был человек. Частенько по воскресеньям инструктор приглашал меня в кафе, и мы, беседуя, пили кофе с ромом по-польски.
— Вот подождите, — нередко говаривал Николай, — кончим учение и, перед тем как ехать в Россию, в пасть к волку, отправимся в Африку поохотиться на львов. Идет?
Я не мог понять, смеется он или говорит всерьез, и как мог отшучивался.
В заключение на знакомом уже нам полигоне мы испытали ночью изготовленную нашими руками бомбу. Это и был, по сути дела, «выпускной экзамен».
Так за два месяца я получил «высшее» военно-техническое образование.
В это время во Львов приехал «Петрович». Он передал мне и «Медвежонку», что Уфимский комитет поручил нам перевезти по два пуда литературы на Урал, «Медвежонку» — в Златоуст, а мне — в Уфу.
Я отправился из Львова в обратный путь на день позже Петра.
