Та быстро развернулась на сто восемьдесят градусов и засеменила по коридору. Мне открылся прекрасный вид сзади. И хоть все было закрыто, но служанка, выпрямив спину от напряжения, невольно оттопырила свою попу, отчего плотная ткань платья натянулась, а мое воображение тут же подсунуло картинку, где платья на Любаве нет. Пришлось срочно отвлекаться на иные мысли, а то я рисковал прийти к столу с очень заметным бугорком на одном пикантном месте.

Столовую я посетил впервые с момента своего появления здесь. Что сказать о ней? Большая комната примерно десять на семь метров. По центру длинный стол с задвинутыми стульями. Длинной стороной стол расположен параллельно стене с тремя высокими окнами. На окнах длинные голубые шторы, сейчас раздернутые в стороны, чтобы в столовую попадал уличный свет. За шторами — прозрачная тюль. На потолке аж три люстры, но лишь с одной лампочкой каждая. Каждая украшена в одном стиле — расписанная синими цветами ткань цилиндром охватывает лампочку по кругу. С нижней стороны с ткани свисает на пару сантиметров бахрома.

Из столовой выходят две двери: одна в коридор, в которую вошел я, и вторая в кухонную зону, откуда сейчас выходила дородная баба удивительно похожая на Любаву. Либо мать, либо старшая сестра. Да и одета очень похоже — такое же платье, только вместо передника широкий фартук с вышитым солнцем и колосьями под ним. Женщина несла супницу, из которой сноровисто наполнила три стоящие на столе тарелки.

— Спасибо, Любава, ты свободна, — кивнул девушке дед и повел рукой на стул по правую руку от него.

Я прошел и уселся на указанное место. Сам дед сидел во главе стола, а моя сестра умостилась по его левую руку и еле заметно ерзала на попе, кое-как сдерживая себя от потока вопросов ко мне. Это было понятно по ее направленному на меня взгляду и периодически чуть приоткрывающемуся рту. Но опасливые взгляды в сторону деда, говорили мне, почему меня еще не забросали вопросами прямо с порога.

Прежде чем приступить к завтраку, я внимательно следил за своими новыми родственниками. А конкретно — за сестрой. Если уж этот непоседливый, сразу видно, ребенок до сих пор не притянула к себе тарелку с налитым супом и рта не раскрыла, то и мне пока стоит помалкивать.

Как оказалось, поступил я абсолютно правильно! Только когда перед нами кроме супа положили по паре кусочков хлеба, дед прошептал короткую молитву, положив руки на стол. Сестра прикрыла глаза и беззвучно повторяла за ним. Я краем уха прислушивался к его словам и тоже для вида шевелил губами. На всякий случай. И лишь после этого дед первым взялся за ложку, после чего его примеру последовала и Катя. Ну и я потом подтянулся. Правда следить за родственниками все равно пришлось и дальше. Потому что ложек передо мной оказалось аж три штуки, еще две вилки и нож. И как позже я понял, каждый прибор был для своего блюда.

После супа нам принесли жаркое, которое требовалось заправлять сметаной как раз второй ложкой, затем был десерт с чаем. Все это обилие больше подходило не завтраку, а обеду, на мой скромный взгляд, но за столом никто не проронил ни слова, пока мы не добрались до чая.

— Гриш, как ты себя чувствуешь? — блестя глазенками, первой прервала молчание Катя.

— Нормально. Только мне проклятие в голову попало — многого не помню, — решил я сразу обозначить свою проблему.

— Мне деда говорил, — призналась Катя, стрельнув глазами в степенно отпивающего чай старика. — Что, совсем-совсем ничего не помнишь?

— Очень мало. Почти ничего.

— У-у-у... — расстроенно протянула девчонка. — И как мы к Амирзяновым бега... — тут она осеклась и тут же уткнулась в чашку.

Но мимо деда ее слова не прошли. Тот медленно повернулся к ней всем телом и со стуком поставил чашку с чаем на стол.

— Куда это вы бегали? — тихо и с угрозой в голосе спросил он.

— Ой, деда, да я так брякнула! — тут же зачастила сестренка. — Ничего такого не было! Просто стало интересно, правда у них петухи бойцовские есть или слухи просто...

— Позже расскажешь, — покосившись на меня, решил дед. — Сейчас времени нет. Пора в жандармерию. Завтрак закончен! — припечатал он.

После этого Катя пулей выскочила из-за стола и умчалась из столовой, только полы платья взметнулись.

Когда мы с дедом покидали столовую, внутрь зашла Любава, сразу направившись к столу — убрать за нами. Я проводил ее масляным взглядом, который не остался незамеченным дедом.

— О Любаве — забудь! — придержал он меня при выходе из столовой. — У тебя для этого жена будет, а она и так в девках засиделась. Узнают, что ты ее пользовал — вообще от свадьбы откажутся. Тебе все равно, поигрался и забыл, а жизнь девушке испортишь!

— Понял, — мрачно кивнул я.

Жаль. Портить понравившейся девушке жизнь не хотелось и это была пожалуй основная причина, почему я решил последовать совету деда. Иначе плюнул бы на мнение старого хрыча и обязательно попробовал бы притиснуть фигуристую милаху. Конечно, если она сама не против. Но уж очень у нее были красноречивые взгляды утром, да и сейчас, проходя мимо, стрельнула на меня глазками. Вряд ли бы она мне отказала.

Путь до жандармерии не отличался от такого же до управы. Лишь здание, к какому подъехал наш автомобиль, было другим. Таким же монументальным, двухэтажным, но без раскрывающего двери перед посетителями лакея, зато с двумя неторопливо курящими в пяти метрах от входа городовых. Да еще на окнах были решетки. Издалека это не бросалось в глаза, так как установлены они были с внутренней стороны и разглядеть их можно было лишь подойдя в упор. Сбежать отсюда через окно точно окажется непростой задачей, если вообще выполнимой.

— Говори поменьше, — тихо напутствовал меня дед, пока мы шли от машины до входа. — Жандармы — это тебе не обычная полиция. Они за стабильность державы отвечают. Внутренних врагов и смутьянов ловят. Если скажешь что не то, могут не только на учет, как одаренного в ментальной магии, поставить, но и другую карточку на тебя завести.

— Понял, — проникся я словами деда.

Внутри такого убранства, как в управе, тоже не было. Все