Шрифт:
Закладка:
— Бюстгальтер нужен другой… — растерянно сказала Люська, осмотрев себя в зеркале. — Ну как? — спросила она, взглянув на Аню.
— Очень хорошо, — убежденно сказала Аня. — Тебе как раз.
— А? Митя? — спросила Люська, поворачиваясь к Мите.
— Прелестно, — сказал Митя, все еще досадуя на Аню. Могла, в конце концов, с ним посоветоваться!
— Ой! Спасибо, Анюта! Чем же мне отдарить-то? — спохватилась Люся.
— Ничего не надо, ничего! И не думай! — сказала Аня.
— Куру бери, вот и все! — решительно заявила Люська и тут же выбежала из избы, приглашая всех следовать за нею. Богиновы вышли во двор. Люська уже выгоняла кур из огорода, размахивая прутом. Куры стремительно и бесстрашно бежали перед нею веером, стуча твердыми лапами по земле. Люська резко взмахнула рукой, что-то затрещало, и она застыла с выражением ужаса на лице.
— Кофта… — прошептала она.
Капроновая кофточка не выдержала вольных движений и треснула на боку. Аня подбежала к Люське и всмотрелась в неисправность.
— Слава богу, по шву! — сказала она.
— Наплевать! — повеселела Люська и указала прутом на черную курицу. — Эту берите. У-у, нахалюга!
Аня поблагодарила, но сейчас же брать курицу отказалась.
— Пускай побегает, — сказала она. — Вот кончится у нас тушенка, тогда возьмем.
— Пущай побегает, — согласилась Люся.
Из Кайлов Богиновы направились в лес. Митя шел рядом с женой и незаметно для себя обижался. Обижался он одновременно на Аню и на себя: на жену за то, что не спросясь отдала Люське его подарок, а на себя потому, что не смог этого не заметить. В самом деле, денег ему было жалко, что ли? Или отдаренная курица никак не была эквивалентна кофточке? Об этом совсем уж стыдно думать!
— Люське эта кофточка как собаке пятая нога, — как бы невзначай заметил Митя.
Аня промолчала.
— Она ее будет надевать на торжественную дойку, — продолжал Митя уже назло, чтобы вывести жену из равновесия. — Коровы будут в восторге.
— А ты, оказывается, барин. Вот уж не ожидала, — задумчиво ответила Аня.
— Разве я не прав? — спросил Митя, уже предчувствуя, что ответит жена, и соглашаясь с нею.
— Оттого что она здесь живет и мотается на ферму три раза в день, и доит, и косит, и копается в огороде, а муж ее пьет и дерется, она ни на столечко по-человечески не хуже и не ниже, чем ты… Да, ты! Со всеми твоими недоступными идеями, с твоей головой и философией. И твое высокомерие мне непонятно. Люська имеет на счастье ровно столько же прав, сколько и ты… Да ей эта кофточка несчастная нужнее, чем мне, во сто раз! Она и надевать-то ее никогда не будет, а только вынет из сундука, поглядит и спрячет. Я же так никогда обрадоваться не смогу, как она обрадовалась! Нехорошо, Митя.
Произнеся эту речь, Аня отвернулась и отступила от Мити на шаг. А он, согласившись с ней заранее, уже радовался, что жена так ему ответила и что досада его бесследно прошла.
— Ты правильный ребенок, — улыбаясь, сказал Митя, приблизившись к Ане и погладив ее по плечу.
Но Аня так легко не меняла настроение. Она молчала и шла хмурая, все еще мысленно споря с Митей. Дети убежали далеко вперед по дороге и уже зарылись в малинник на опушке леса. То тут, то там из кустов мелькали белая Катина косынка и красная пилотка Малыша. День был чистый и немного ветреный.
Митя взял Аню за руку и повернул лицом назад — туда, где три избы Кайлов, точно привязанные к пыльной ленте дороги, смотрели им вслед низкими окошками, в которых растекалось ослепительным блеском отражение солнца.
— Ты чего? — спросила Аня.
— Красиво, правда?.. Правильно ты решила — пускай эта курица побегает. Она тоже не меньше меня имеет право на счастье.
— Все равно мы ее съедим со всеми твоими сантиментами, — сказала Аня, и они дружно рассмеялись, разом отодвинув в прошлое минутную обиду, эпизод с кофточкой и окошки деревни, светившие им вслед.
И лес словно тоже почувствовал перемену настроения, встретив их приветливо и не проявив на этот раз недружелюбия. Он показывал свои тайны так, как фокусник достает из-под платка вазы, наполненные чистой водой, — только что ничего не было, и вдруг откроется зеленая полянка с наклоненным столбом света посередине, или пойдет частый молодой ельник, в котором рассыпаны блестящие шляпки маслят, или мох под ногами начнет еле слышно чавкать, и след медленно заполнится ржавой водой, указывающей на близость болота.
Митя ждал встречи со своей березовой рощей — и не обманулся.
Она встала за болотом на пригорке, высвеченная насквозь, трепещущая от света, — чистое чудо. Митя пересек болото, проваливаясь по щиколотку во влажный мох, и взбежал на пригорок. Роща уходила дальше, растворяясь в розовом мягком воздухе. «Митя! Митя!» — позвала сзади, из-за болота, Аня, но Митя не смог отозваться, у него перехватило дыхание. Он осторожно, почти на цыпочках, двинулся вглубь, время от времени останавливаясь и быстро поворачивая голову так, чтобы картина на мгновенье смазалась в глазах, оставив в легком головокружении лишь цвета: белый, розовый, зеленоватый. Митя был в упоении. «Вот, вот что нужно! — повторял он про себя. — Единая, единственная и прозрачная картина… И чтобы голова кружилась!»
Митя искал ощущение для своей новой работы. И кажется, он находил его.
Он лег на траву, перевернулся на спину и пропутешествовал взглядом по стволам, уходящим к вершинам берез. Вершины собирались в одну, а между ветвями причудливыми кусочками были расположены участки неба. Митя переменил точку зрения и посмотрел на себя с высоты облаков. Он увидел маленького человечка в резиновых сапогах, джинсах и потертой клетчатой рубахе. Человек лежал посреди леса на спине, лицом к небу. Рядом с ним стояла плетеная корзина с грибами. Вокруг был лес, ограниченный с одной стороны шоссейной дорогой, а с другой — небольшой речкой, впадающей в реку побольше. Та река, в свою очередь, текла в Волгу. Синяя дымка скрывала местности у горизонта, но здесь Мите удалось рассмотреть пять-шесть городов с торчащими белыми колокольнями, десяток-другой деревень, других человечков на лесных дорогах и среди них Аню с детьми. Это все было Митиной родиной.
«Митя! Ми-тя!»—снова раздался крик, но теперь уже спереди. Митя вскочил на ноги и пошел на голос, все еще не отзываясь.
Впереди вдруг сделалось темнее. Митя подумал, что роща кончается, но