– Господин Камиль, – усмехнулся воевода, поднаторевший в таких делах. – Караван-сарай в Рыбной слободе стоит, а это русская земля! Если бы Базарбай был турок, или крымчак, то мы бы еще поспорили. Только хозяин-то из казанских татар будет. А Казань, она еще при Иоанне Васильиче русской стала. Стало быть, должен он по русским законам жить.

– Ты этих девок видел, а? – ухмыльнулся хозяин, слегка успокоившись.

– Люди видели, – пожал плечами воевода. – Я, Базарбай, могу весь твой двор кверху задом поставить! – пообещал Александр Яковлевич и пригрозил: – А за то, что ты воеводу впускать не хотел, еще штраф заплатишь!

Хозяин поскучнел лицом. Знал, что если воевода сказал – так и сделает. Однако продолжал упорствовать.

– Девки русский я у братьев из улуса купил. Серебром платил, вот. Купчих никаких нет, не нужны нам купчие. А где они девок взяли – их спрашивай. Тангу за девку отдал, мой девка! А штраф какой – скажи, уплачу!

На выручку собрата по вере поспешил Хаджа Камиль.

– Почтенный Александр-эфенди, – сказал турок. – Наш хозяин не имел злого умысла. После вечерней молитвы все правоверные должны ложиться отдыхать.

– Да на здоровье! – улыбнулся воевода. – Девок отдайте, а потом – спи, отдыхай…

– Э, воевода, зачем ты так? – оскалил хозяин зубы в ответной улыбке. – Почтенный кади тебе сказал – правоверные спать должны!

– Я, Базарбай, человек терпеливый, – погасил улыбку Котов. – Но у меня терпение не беспредельно.

– Э, воевода, много крови прольется, – попытался припугнуть татарин, почуяв поддержку, хлопнул себя по боку, где должна быть рукоять сабли. Нащупав пустоту, скуксился, злобно посмотрев на Костромитинова, стоявшего спокойно и вроде бы лениво, но не выпускавшего из виду никого – ни татар, ни купцов.

– Ну, значит, твоя кровь первая будет, – вздохнул Котов, устав спорить.

Стрельцы и татары напряглись, приготовившись вскинуть оружие, Яков с Леонтием переглянулись, а Хаджа Камиль, встав между Котовым и Базарбаем, принялся объяснять что-то хозяину караван-сарая. Хотя воевода не понимал ни слова, но чувствовал – Базарбай готов уступить. Ссориться, а уж тем более биться с русским воеводой у владельца постоялого двора желания не было. Бориска-Базарбай, в отличие от татар-разбойников, имел хороший доход, и – Котов был уверен – не будь тут пришлых, «караван-сарайщик» уже отдал бы девок. Знал, что воевода ему потом какую-нибудь пользу окажет. Хозяин не хотел терять лицо перед соплеменниками, и теперь лихорадочно обдумывал – как ему выкручиваться? Ну, конечно, постарался бы извлечь какую-нибудь выгоду. Что ж, воевода мог бы скостить ему пошлину на полгодика.

Александр Яковлевич почти придумал, как им разойтись без крови, но дело испортил десятник. Старший татарин неожиданно захохотал и заявил:

– Я, урус, на твои законы плевать буду. И на тебя, воевода, плевать…

Рукоять словно сама прыгнула в руку, и воевода полоснул десятника, как учил когда-то Яков, – кончиком клинка под кадык. Десятник плюнул кровью, схватился за перерубленное горло. И никто еще не успел осознать, что произошло, как Леонтий заорал:

– Пли!

Эх, не зря Костромитинов гонял стрельцов, вколачивая команды. И не зря велел взять кремневые ружья, а не фитильные пищали. Стрелять, держа мушкеты на руках, а не на подсошках, тяжело, но залп, выпущенный в упор, смел татар, раздробил голову Хаджи Камиля и уполовинил число купцов, неосторожно вставших за их спинами. Но больше всего досталось хозяину, в которого били с двух стволов, – там, где был красавец Базарбай, шевелились куски окровавленного мяса и сухожилий…

– В бердыши! – выкрикнул Леонтий и первым ринулся на оторопевших купцов.

Восточные гости были изрублены в минуту. Двое успели схватиться за сабли, но, получив по стреле от Якова, не успели даже обнажить оружие. Стрельцы, обтирая клочками травы бердыши, морщились – стреляли без упора, и синяки будут – будь здоров! Может, у кого-то и ребра сломаны. Отдача при выстреле такая, будто жеребец копытом лягнул!

Александр Яковлевич, очистив клинок от крови, мрачно осматривал двор. Подозвав Костромитинова и Якова, негромко спросил:

– Ну, что присоветуете?

– А что тут советовать? – удивился холоп. – Девок, мать их так, забрать, да домой идти, е… его в копыто.

– А хоронять кто будет? – поинтересовался Котов.

– Вон, п…ки стоят, хлебала разинули, подойти боятся, – кивнул холоп куда-то в дальний угол подворья, где сбились в кучу прислуживающие на подворье русские: – Вон, пущай они своих бабаев и хоронят.

– Александр Яковлич! – крикнул Костромитинов. – Шел бы ты к воротам. Щас народ навалит. Что врать-то будем?

«Мать его так! – выругался воевода. – Что рыбинцам-то говорить? А, ладно!». Соображая на ходу, воевода сказал:

– Сами скажем и стрельцам накажем. Всем говорить – мол, татары к Бориске на постой встали, да с купцами из-за девок повздорили. Хозяина убили, гостей торговых посекли. Ну, а тут мы пришли, разбойников перебили, девок отбили. Кто из мужиков болтать станет – язык вырву…

– Складно, – одобрительно кивнул дворянин.

– Присмотри, чтобы у гостей добро не растащили. Может, родичи объявятся. А Базарбаево да татарское барахло собери, вместе с девками, пущай ко мне во двор везут – поделим. Хаджи да других турок – в разные могилы. А татар пущай в одну яму зароют. Водки ведро ставлю, – кивнул воевода. – Пущай напьются сегодня все.

– Давайте сразу ко мне, в Стрелецкую избу, – предложил Костромитинов. – И ты, Александр Яковлевич, с мужиками выпей. Сегодня можно.

– Выпью, – кивнул Котов. – Только холопов пришлю да за батюшкой кого-нить отправлю… – Посмотрев вокруг, воевода осознал, что уже стоит глубокая ночь, за батюшкой посылать поздно, и решил: – Пожалуй, завтра пошлю…

У Котова было так погано на душе, что впору не то утопиться, не то удавиться.

Но Александр Яковлевич знал, что не утопится, не удавится. Зайдет сейчас в Стрелецкую избу, выпьет вместе со всеми чарку-другую, за помин невинных душ, и уйдет в терем. Еще есть несколько часов, чтобы поспать, а завтра – новый день, новые заботы и дела, которые никто не сделает, окромя рыбинского воеводы! Назавтра было назначено казнить воров, что фальшивые копейки чеканили.

Кат орал, что на него будут плевать, как на оглашенного. Плотники отказывались сколачивать помост, а стрельцы не желали стоять в карауле…

Александр Яковлевич изрядно попортил крови себе и другим, пока не добился своего. Но добился, потому что иначе не мог. Зато твердо знал, что каждый будет делать свое дело – плотники сколотят помост, стрельцы выведут воров: Мишку Сироткина, который воровские деньги добрым людям подсовывал, второго – Петьку Босого, что вместе с братцем делал воровские копейки (братца Ваньку стрельцы зарубили, когда брали), а третьим потащат крещеного татарина Оньку Махметкулькина, что навострился свинец серебром покрывать (про умельца братья на дыбе рассказали), а кат Костка, выпив изрядную чарку, разогреет на костре чугунок с оловом и свинцом, вставит ворам в глотки коровий рог и вольет туда расплавленный металл.

Глава четвертая

Правители третьего Рима

Старец Филофей говорил, что