Двойной агент

Василий Иванович Коробов, как ему и было велено, минут пять-десять потоптался в книжном магазине на Литейном проспекте, нехотя рассматривая корешки книг на полках, после чего пошел к выходу.

— Выбрали что-нибудь? — спросил у пенсионера продавец, выразительно поглядывая на зажатый под мышкой Коробова потрепанный томик «Анимизмъ и Спиритизмъ».

— Да, да, — пробормотал Коробов, положив книгу на прилавок. — Вот эту возьму, — добавил он, вытаскивая из кармана брюк потрепанный кошелек. — Сколько с меня?

— Четыре тысячи семьсот.

— Я, пожалуй, в другой раз зайду, — передумал Василий Иванович, пряча кошелек обратно в карман.

Выйдя на уже довольно многолюдный по сравнению с утренним временем Литейный, Коробов проделал несколько странную манипуляцию. Он прошагал по проспекту в сторону Невы несколько кварталов, потом перешел на другую сторону проспекта и отправился в противоположном направлении, а добравшись до Невского, с трудом залез в переполненный троллейбусный салон.

Коробов вышел из троллейбуса на Васильевском острове у рынка. Зайдя внутрь и побродив немного между прилавками с мясом и овощами, пенсионер углубился в лабиринт вещевых рядов. Здесь все свободное пространство было завалено, заставлено и завешано дешевой одеждой и обувью, слегка разбавленной ларьками с пивом, водкой и сигаретами. Обходя вешалки и манекены, поминутно задевая висящие над головой куртки, плащи и платья, Коробов не без труда отыскал обшарпанную металлическую дверь в подсобное помещение. Перед самой дверью на стуле сидел какой-то дюжий парень с бурым одутловатым лицом и в кожанке, надетой поверх спортивного костюма. Колоритный страж, казалось, дремал, надвинув на глаза кепку и вытянув ноги поперек двери, но стоило Василию Ивановичу произнести кодовую фразу: «Я к Косте», — как парень, не сказав ни слова и не меняя позы, убрал ноги под стул.

Коробов вошел в подсобку, плотно прикрыв за собой дверь. В небольшой комнатке с двумя узкими окнами под потолком и неровными крашенными стенами стоял большой деревянный стол с побитыми ножками и искромсанной ножами столешницей; вокруг стола громоздились с десяток разномастных стульев. За столом сидел потасканного вида щуплый мужичок неопределенного возраста со сморщенным, как печеное яблоко, лицом. Одет он был под стать сидящему перед дверью парню: в кожаный пиджак, из-под которого торчал воротник спортивной куртки, но, в отличие от сторожившего вход человека, походил он не на переквалифицировавшегося в бандиты гопника, а на бывалого уголовника.

— А вот и сам гражданин начальник к нам пожаловал, — осклабился человек в кожаном пиджаке, хищно обнажив мелкие кофейного цвета зубы. — Ну что? Принес?

— Вот здесь остаток, — взглянув исподлобья на ухмыляющуюся физиономию, сказал Коробов, протягивая через стол завернутые в бумажку купюры, которые он получил час назад в книжном магазине. — Ну все, мы в расчете, — добавил Василий Иванович и двинулся к выходу.

— Не спеши, начальник, — остановил его уголовник. — Должок за тобой.

— Я же все отдал, — оторопело сказал Коробов.

— Все, да не все, — снова ухмыльнулся мужичок.

— Ах ты сучара!.. — выпалил Коробов и тут же осекся на полуслове.

— Ты на меня не тявкай, — с вызовом процедил уголовник. — Тут тебе не зона! Я здесь на рынке смотрящим поставлен; все барыги мне платят, и ты платить будешь!

— Мы же договорились… — упавшим голосом попытался возразить пенсионер.

— Как договорились, так и разговорились, — сказал бывший сиделец с откровенно глумливой интонацией. — Ты у меня во где! — уголовник вытянул вперед сжатую в кулак руку. — Не забыл солнечную Коми?.. Не ты там, что ли, зэкам дурь продавал?.. Или тебе напомнить, как ты парнишку приморил? Я все помню, — процедил он, прищурив глаза. — Даже то, что было синим по белому написано, — добавил он ни к селу ни к городу.

Коробов злобно смотрел на тщедушного мужичонку, в то же время испытывая перед этим сморчком неконтролируемый, тяжелый, почти что звериный страх.

— В общем, так, — сказал уголовник, — каждый месяц будешь засылать мне сотку бакинских. И чтоб сам, без напоминаний! До десятого числа — как штык! Ну что, вертухай, понял меня?

— Понял, — пробормотал Коробов.

На улицу Василий Иванович вышел, как оплеванный, но все же с чувством некоторого облегчения, избавившись от тяжелого разговора с нежданно-негаданно появившимся персонажем из его уже довольно далекого прошлого.

Однако неприятные встречи на сегодняшний день для Коробова еще не закончились. Прогулявшись пешком до метро и позвонив куда-то из полуживой таксофонной будки, Василий Иванович поехал в самый конец зеленой ветки метрополитена — в Рыбацкое. Там в крохотной квартирке одной из безликих панельных многоэтажек его ждал еще один старый знакомый, и если от бывшего сидельца-рецидивиста Константина Рываева можно было как-то откупиться, то от этого человека веяло чем-то по-настоящему зловещим, и даже мысль о том, чтобы его ослушаться вызывала у Василия Ивановича страх. Однако с Рываевым надо было что-то решать, поскольку его вымогательства стали выходить за разумные рамки, да и знал этот человек такие вещи, о которых сам Коробов лишний раз даже вспоминать боялся.

Так уж получилось, что семьи у Коробова не было, родственников и друзей — тоже, с бывшими сослуживцами он не общался, а те люди, с которыми Василий Иванович так или иначе вынужден был контактировать, вызывали у него исключительно негативные чувства: опасение, страх и так далее, вплоть до ужаса. В этом была его беда — проклятье, отравляющее всю его жизнь. Коробов жил страхом с младых ногтей и так и не смог избавиться от этого чувства к старости. Он рос в полной семье, что в послевоенные годы считалось удачей, и до смерти боялся отца — алкоголика и самодура, не раз колотившего с пьяных глаз его мать смертным боем. Боялся учителей в школе, офицеров и старослужащих в армии. Когда же Василий Иванович, оставшись на сверхсрочную, попал в конвойные войска, он стал бояться зэков, а выйдя на пенсию и третируя по мере сил и возможностей в отместку за все свои неудачи в жизни соседей по коммуналке, он втайне опасался, что кто-нибудь из них в конце концов найдет на него управу. Даже семьей Коробов так и не обзавелся из-за навязчивого страха оказаться под каблуком у будущей жены, которая наверняка еще и изменять ему будет направо и налево.

Квартира в Рыбацком, в которую приехал Коробов, производила