собственноручно написать мне письмо в несколько строк, чтобы я мог убедиться, что он жив.

— Хорошо, Пит, я попрошу его и об этом, — заверил Гордон.

— И все же я не хотел бы терять надежды когда-нибудь посетить отца, — упрямо продолжал Питер. — Я, конечно, понимаю, что появляться нам в Штатах опасно, но мы готовы даже изменить свою внешность…

Эти слова несколько ошеломили Лонсдейла. Отрицательно покачав головой, он твердо заявил:

— Нет, Пит, на такой шаг, как пластические операции, Центр никогда не пойдет!

— Почему?

— Да потому, что вас все равно могут узнать. Поверь мне, Пит, не стоит рисковать.

Ничего не сказав в ответ, Питер подлил себе джина в бокал, поднял его и, оперевшись локтем на стол, с нескрываемой тоской и печалью стал разглядывать его на свет.

Лонсдейл, долив джина в бокалы себе и Хелен, предложил выпить за здоровье присутствующих.

Настроение у Питера после выпитого бокала немного улучшилось. Он понимал, что Лонсдейл прав: Центр действительно откажет им в поездке в Америку. Переключившись на деловой тон, он спросил:

— Послушай, Гордон, ты помнишь, на последней встрече в Париже мы говорили о подборе и изучении двух-трех кандидатов для последующей вербовки?

Лонсдейл заинтересованно кивнул.

— Так вот, один кандидат уже есть. А еще один находится на «дозревании».

— Кто же тот первый?

— Книготорговец, как и я.

— Наверно, тоже разведчик, как и ты. И тоже по заданию британской разведки изучает тебя, а ты — его.

Питер с удивлением посмотрел на своего патрона:

— Ты угадал, Гордон: Чамберс Льюистон[23] — бывший офицер МИ‐6[24]. У него по сей день много знакомых среди сотрудников МИ‐5[25] и МИ‐6.

— Прекрасно. Я займусь им после того, как легализуюсь. А пока продолжай изучать второго кандидата и подбирай третьего. А сейчас, — Лонсдейл посмотрел на часы, — отведенное нам по сценарию время для встречи уже истекло. В следующий раз я звоню вам по телефону в офис на Стрэнде, называюсь Арнольдом и интересуюсь новыми поступлениями исторических фолиантов. Вы говорите, что кое-что поступило. Тогда я спрашиваю: «Когда к вам лучше подъехать?» Вы называете дату, но встреча должна состояться не в этот день, а на другой, в шестнадцать ноль-ноль у северо-восточного угла магазина «Би-энд-эйч» на Оксфорд-стрит. Если у меня вдруг возникнет необходимость срочно встретиться с вами, то я сам называю время и место…

— О’кей.

* * *

В тот день, когда должна была состояться вторая встреча с Крогерами, в Лондоне с утра моросил мелкий холодный дождь и все вокруг было тусклым, серым и неприятным. Увидев подходивших к магазину «Би-энд-эйч» Питера и Хелен, Лонсдейл встретил их и, чтобы не мокнуть под дождем, пригласил в безлюдный торговый зал.

— Я недавно побывал в районе вашего проживания, — начал беседу Гордон, — и удивился, как много времени вы затрачиваете на дорогу до своего офиса на Стрэнде. Наверно, неплохо было бы вам купить себе машину, — порекомендовал он.

Крогеры с улыбкой переглянулись: они сами давно мечтали об этом.

— Машина нам, конечно, нужна, — согласился Питер. — И не столько для экономии времени на дорогу, сколько для транспортировки книг.

— Так в чем же тогда дело?

— В фунтах стерлингов, — улыбнулся Питер.

— Фунты будут, — с обычной уверенностью ответил Бен. — Ну а как у вас складываются взаимоотношения с соседями?

Питер перевел взгляд на Хелен и как-то небрежно бросил:

— Это скорее по ее части, пусть она и ответит.

— Я спрашиваю вас об этом потому, что вы должны знать: самое лучшее прикрытие для нелегала — это соседи и знакомые.

Хелен доброжелательно улыбнулась:

— Неужели вы думаете, что я не умею наводить мосты с соседями?

— Но я, например, знаю, что подружиться с англичанами непросто.

— Да, это так. Но первую крепость я взяла сравнительно легко. С семьей Сёчей, проживающей в доме напротив, мы подружились сразу. Я часто захожу к ним, они бывают у нас, особенно их четырнадцатилетняя дочь Гей. В доме номер сорок один к нам хорошо относятся супруги Спунеры… Так… Кто еще?.. А, Уиллеры!.. Сначала они, правда, не очень хотели дружить с нами, но потом, когда узнали, что мы выходцы из другой страны, их отношение к нам изменилось сразу. В лучшую сторону, разумеется… Нашли мы также общий язык и с итальянцами из дома номер тридцать девять…

Хелен сделала паузу, задумалась. Потом, словно вспомнив что-то, продолжила:

— Вообще-то наш район Руислип намного демократичнее других районов и предместий английской столицы. Наверно, потому, что проживают в нем в основном выходцы из других стран, и новичков принимают намного лучше, чем в каком-либо другом районе Лондона.

Бен обратился к Питеру:

— В сумке, Пит, которую ты сейчас возьмешь у меня, есть все, что потребуется вам для изготовления микрограмм[26]. В банке из-под талька — приспособление для чтения микроточек. Все это вы должны сегодня же обязательно спрятать в надежном тайнике. Итак, вы берете сейчас с пола мою сумку, а я — вашу. Надеюсь, она не пустая?

— С пустыми не ходим, — засмеялась Хелен. — В сумке пирог, завернутый в пергаментную бумагу. На бумаге — тайнописный текст: характеристики Чамберса Льюистона и данные на Печника из военного ведомства.

— Спасибо вам большое за пирог… И за Печника тоже, — шутливо обронил Бен. — В следующий раз встретимся через две недели у театра «Олд Вик» или у вас дома[27].

С этими словами он распрощался и вышел из магазина.

Из воспоминаний Гей Сёч

Когда Питер и Хелен поселились в соседнем с нами коттедже, мне было четырнадцать лет. Особенно запомнилась Хелен. Она была для всех нас существом, доселе невиданным: носила узкие брючки в обтяжку, чего английские женщины пятидесятых годов никогда себе не позволяли и считали это даже непристойным. Но Хелен есть Хелен. Она могла не стесняясь, по-мальчишески, свистеть на всю улицу, все невольно обращали на нее внимание, а ей хоть бы что. Она была экстравертом, похожим на шумного, энергичного мальчишку-сорванца. Экстравагантная, не похожая на женщин нашей улицы, она как-то сразу стала для меня, несмотря на большую разницу в возрасте, незаменимым взрослым другом. Я доверяла ей свои девичьи тайны, которые даже матери никогда бы не доверила.

Она также дружила с моей матерью, часто заходила к нам, дарила по праздникам подарки, угощала вкусными домашними печеньями и никогда при этом не касалась политических вопросов. Как будто ничто ее в этом мире, кроме домашнего быта и обычных женских сплетен, не интересовало.

Хелен всегда была для меня женщиной-загадкой. С ее способностями перевоплощаться, как выяснилось позже,