Шрифт:
Закладка:
– Конечно. У меня там замок и обширные владения… А если серьезно, судя по тому, что я читал в газетах, монастырь закрыт, а орден несколько лет назад переехал в Сан-Себастьян. К тому времени в нем оставались всего шесть монахинь, и всем за девяносто. А я гонялся по крышам не за девяностолетней бабулей, уверяю тебя.
– Если только она не переживает чрезвычайно долгую молодость или исключительно здоровую старость, – парировала моя напарница. – В любом случае, если монастырь давно закрылся, возможно, одеяние никак не связано с доминиканками. Белая ряса, черная накидка… Кто угодно мог выбрать такую комбинацию. Давайте пока не будем на этом зацикливаться. Нам еще предстоит опросить всех работающих на средневековой ярмарке и выяснить, не был ли кто-нибудь переодет монахиней. Пенья, возьми пару агентов и займись этим.
– Милан, нужно, чтобы ты побродила в интернете по черному рынку, – сказал я.
– Что мне искать?
– Не покупал ли кто-нибудь в последнее время шпанскую мушку. Проследи местные IP-адреса. Если речь действительно о кантаридине, мы имеем дело с запрещенным веществом. Посмотрим, удастся ли что-то найти.
– Если что-то есть, я найду, – сказала она.
Эсти улыбнулась. Это был присущий Милан рефлекс, своего рода мантра. Наша исполинская коллега повторяла данную фразу всякий раз, когда ее просили покопаться в сточных канавах Сети. И обычно ей все удавалось. Вот уже три года я не прибегал к помощи своих внештатных компьютерных гениев – Матусалема и Голден Герл. Меня такое положение дел устраивало. Слишком часто просить дьявола об услугах – верный способ угодить в его кипящий котел.
* * *
Когда мы вошли в ворота огромного частного поместья в Арментии, к югу от Витории, я едва не присвистнул. Вилла впечатляла своими размерами, и масштабы сада ей ничуть не уступали.
К нам подошла женщина лет тридцати пяти, с грустным взглядом, короткими каштановыми волосами и челкой на один бок. Она была в садовых перчатках и держала в руках грабли. Ее рукопожатие оказалось таким же крепким, как и у старшего брата.
– Вы, должно быть, Ирен… Примите наши соболезнования.
К изумлению Эстибалис, я наклонился к Ирен и поцеловал ее в обе щеки, отметив про себя серый шарф и духи, показавшиеся мне знакомыми.
– Инспектор Лопес де Айяла, – представился я. – А это инспектор Руис де Гауна.
– Благодарю, офицеры. Я пришла собрать листья. Обычно газон чистит папа, это помогает ему снять напряжение. Но недавно пронесся ветер, и я подумала, что сад будет усыпан листьями. Мне стало слегка не по себе, когда я увидела, что здесь все по-прежнему, а его уже несколько часов как нет… Думаю, папа хотел бы, чтобы сегодня кто-нибудь прибрался, – прошептала она. – Как по-вашему, сколько времени должно пройти, чтобы начать говорить в прошедшем времени о ком-то, кого ты очень любил?
«В среднем пять дней», – мысленно ответил я. Однако момент для статистики был неподходящий.
– Боюсь, у всех по-разному.
– Полгода назад мама, а теперь отец… Просто голова кругом, когда осознаёшь, что ты сирота; впрочем, по-моему, он меня к этому подготовил. Возможно, не стоит так говорить. Сегодня не лучший день, все идет наперекосяк, а я изо всех сил стараюсь не расклеиться. Избитое клише – единственная дочка, избалованная отцом…
– Вы не похожи на избалованную дочку, – вставил я. – Говорят, вы с самого начала могли работать в отцовской фирме, однако не стали.
– Я хотела набраться опыта, чтобы принести больше пользы, а не занимать должность просто по праву рождения и быть всего лишь дочерью начальника. Хотя теперь у меня никогда не будет кабинета по соседству с ним…
– Расскажите о своих братьях, – прервала ее Эстибалис.
– У нас дружная семья. Конечно, бывают взлеты и падения, но не ищите между нами разногласий.
– А если они все-таки есть? – спросила моя напарница.
– Что вы имеете в виду?
– Пару часов назад к нам в участок явились двое ваших братьев. Андони обвинил вас в манипулировании и попросил, чтобы мы расследовали обстоятельства смерти ваших родителей.
Ирен перестала сгребать листья и, несмотря на внешнее спокойствие, в некотором замешательстве оперлась на ручку граблей.
– Признаться, не ожидала, – произнесла она. – Немного неприятно это слышать, особенно в такой день… Пожалуйста, не сочтите меня святой или наивной, потому что это не так, однако я не стану подливать масло в огонь и плохо отзываться о братьях. Хотя мне больно, очень больно, что они так сказали. И раз вы здесь, значит, не верите, что отец умер естественной смертью… Но если подозреваете кого-то из нас, его детей, то уверяю: вы на ложном пути.
– Кто-нибудь мог желать зла вашему отцу – коллега или бывший сотрудник?
– Похоже, вы не осознаёте, насколько велико состояние моего отца. В нашей семье осмотрительность – это почти вопрос выживания. В неспокойные годы[20] никто в Стране Басков не позволял себе выставлять богатство напоказ. Пойдемте.
Ирен пригласила нас в дом. В гостиной сразу бросалась в глаза библиотека: полки высотой пять метров были доверху заставлены книгами. Кресло в правом углу, вероятно, стоившее мою годовую зарплату плюс командировочные, ожидало владельца, который никогда не вернется. Сколько часов провел там Андони Ласага?
– Какие книги ему нравились?
– Он обожал эпоху Средневековья. Особенно средневековую историю Алавы.
– Вы не знаете, он читал роман «Повелители времени»?
– Он постоянно что-то читал. Заставлял себя читать по крайней мере сто страниц каждый вечер, даже когда много работал. Это было его личное время, его священное место. Папа до такой степени погружался в книгу, что не замечал ничего вокруг, даже пятерых детей, прыгающих у него на коленях. Возможно, он прочел этот роман, как и все. Если честно, я не спрашивала.
– Очевидно, что ваш отец любил книги. Он сам что-нибудь писал?
Ирен озадаченно взглянула на меня.
– Нет, насколько мне известно… Он был очень скрытен в своих привычках. Всегда делал заметки на отдельных листках или в блокнотах, но я считала, что они имеют отношение к работе… Это важно?
– Забудьте мой вопрос. Я просто увидел огромную библиотеку и увлекся, – с улыбкой сказал я.
Затем подошел к единственной полке, на которой стояли не книги, а семейные фотографии в рамках. Пятеро детей разного возраста, в разные периоды жизни. Черно-белая свадебная фотография, семидесятые годы в сепии, восьмидесятые и усы, девяностые и строгий стиль. Ни на одной я не заметил рядом с ним дочери. Интересно. Это противоречило теории старшего сына. Если она действительно была любимицей отца, тот старался этого не показывать.
