знаешь, – мягко поправил его фригийский царь. – Это сложно охватить взором смертного. Представь муравья, на пути которого ты кладешь свою руку. Муравей разворачивается и ползет прочь. Тогда ты преграждаешь ему путь второй рукой. Муравей в ступоре – он не понимает, что обе руки – твои, для него это два разных объекта, два разных события. Он не в состоянии связать их воедино. Не потому что глупый, а потому что масштаб разума другой. Возможно, здесь так же. Просто мы не понимаем, когда боги нам отвечают.

Зак посмотрел на него и улыбнулся. Искренне, широко. Мидас от удивления улыбнулся в ответ.

– Жаль, что все это лишь красивая сказка.

– Не понял, – опешил фригийский царь. – Это почему?

В словах молодого воина звучала непоколебимая уверенность. Такая уверенность, от которой у Мидаса по спине пробежал холодок, а Карна внутренне передернуло. Не может, не должен человек, которому едва минуло двадцать зим, говорить таким тоном.

– Потому что наш род тысячелетиями пытается оправдать собственную низость и слабость, придумывая демонов, вторженцев из других миров, заговоры правителей. В противовес всей этой черни скудный и трусливый людской ум рождает богов и героев, которые могут помочь в трудную минуту, указать путь, повести за собой к свету. Но знаете, что? История этой земли, история каждого из нас – лучший пример того, что ни боги, ни герои не отвечают на зов. Они не приходят. Никогда. Так что либо их нет, либо им плевать. Но лично мне нравится третий вариант. Они давно все мертвы.

Мидас не нашел, что возразить, а Карн, кажется, подобрал нужные слова и уже готов был парировать выводы Зака, но впереди раздались людские голоса. Момент был упущен. Через несколько минут дорога вывела их на вершину горного хребта и они влились в многоголосый поток людей, всадников, вьючных животных, телег и целых караванов.

И тут действительно были не только люди! Мидас увидел двух степенных ракшасов, а за ними – группу (или все-таки стаю?) многоголовых лусутов, не проходивших, а буквально «протекавших» сквозь нескончаемый поток путников. Были там и другие существа, но больше всего древнего бога удивили те, что выглядели в точности как люди, но цвет кожи у них был – небесно-лазурный, местами доходящий до темного кобальта.

Карн чуть не ошалел от обрушившихся на него мыслеобразов. У парня закружилась голова и подогнулись ноги, так что он свалился бы в дорожную пыль, если бы Мидас и Зак не подхватили его с двух сторон.

Он привык находиться в потоке людей, мыслящих на одном языке. Но здесь ментальный фон наполнили десятки разных наречий, которым соответствовали схожие, но далеко не идентичные понятия и образы. И это что касается людей, ведь представители других рас мыслили принципиально иначе, и все это ментальное многообразие сливалось в бушующий поток хаоса, который перегружал восприятие Карна. Ему пришлось слегка притормозить деятельность мезэнцефалона и наспех возвести вокруг себя еще одну защитную ауру – зеркальную, чтобы она отражала входящие потоки индивидуальных энергий, но не препятствовала течению естественных – стихийных.

Мидас тоже понимал далеко не все из звучавших вокруг языков, хотя полагал себя развитым лингвистом. Он действительно говорил на нескольких сотнях людских наречий, включая мертвые и тайные, но здесь ему не могли помочь даже его божественные способности. То есть при желании через неделю-другую он мог бы понять каждого, кто сейчас брел по направлению к Аркаиму. Но на самом деле, особого желания не было, уж точно не сейчас.

Зато молодой воин, казалось, попал в свою стихию. На его губах заиграла многозначительная улубыка, он вроде бы даже пару раз кивнул кому-то в толпе. Карн увидел, как разрушительное влияние душевной боли отступает, давая его ауре возможность восстановиться.

Не было никаких гарантий, что губительные эмоции не вернуться снова. Даже наоборот – скорее всего Заку еще не раз предстоит пережить их. Но следующий всплеск пройдет легче, а третий принесет с собой лишь ярость и оставит пустоту, в которой утонут все опасные мысли и порывы. Боль, конечно, никогда не уйдет вся до последней капли, как никогда не заживет шрам от клинка. Но с такой болью можно жить, не боясь сойти с ума.

От размышлений о дальнейшей судьбе Зака Карна оторвал синхронный эмоциональный всплеск, прокатившийся по окружившей его толпе. На горизонте в физически зримом спектре воссиял Аркаим. Будто легендарная Шамбала или Беловодье, город расплескал вокруг себя океаны прозрачно-золотой энергии, каждый психон которой был напитан высочайшей мудростью и бесконечной свободой – мысли и духа.

Энергосфера города была столь совершенной, что Карн до последнего не верил в ее рукотворное происхождение. Казалось, что столь безупречной может быть лишь естественная – природная – структура. Это было математически идеальное произведение искусства, однако в нем прослеживались отголоски компонентных единиц, которых не могло быть в природе. Ведь стихиям не нужен язык, им не нужны формулы и метрики, но людям без этого никак. Даже лучшим из нас.

С губ Карна сорвался завороженный вздох. Что до Мидаса, Зака и остальных путников – глаза смертных видели иное. Но едва ли их видение в своем великолепии уступало образам, воспринимаемым теми, кто обладал истинным зрением.

Аркаим чем-то напоминал Радогост и Аркону, но те великолепные города-крепости теперь казались фригийскому царю младшими братьями, неказистыми последами этого каменного исполина. О да, город был выстроен из камня – его стены и башни составляли белоснежные идеально ровные плиты. То есть это должны были быть плиты, хотя Мидас не заметил никаких стыков.

Он сощурил глаза, до боли всматриваясь в глянцевую поверхность неизвестного камня, в глубине которого струились проблески золотистых прожилок. Но никак швов не обнаружилось, он мог бы поклясться – все это выглядело так, будто город был не построен, а ВЫРАЩЕН прямо посреди широкого плато, окаймленного с трех сторон отвесными скалистыми утесами. Но ведь этого не может быть, так? Или… может?

Когда они приблизились, Мидас понял свою ошибку. Нет, стыков он по-прежнему не замечал, хотя и не оставлял попыток отыскать их, ибо его во многом консервативное сознание просто отказывалось выдвигать альтернативные гипотезы о постройке Аркаима. Но то, что он сначала принял за внутренние слои камня – те самые золотистые прожилки – оказалось письменами! Это были безупречно ровные ряды рунических строчек, они действительно будто бы находились не НА поверхности камня, а ПОД ней, и покрывали каждый квадратный сантиметр стен, высоких башен со стрельчатыми бойницами и исполинских ворот.

Ворота были отдельной историей. Мидас