командир Бай. Будет лучше, если окружающие не догадаются, что я вас убил. Подобные вещи обычно подрывают доверие к командиру. — Его взгляд скользнул по запястьям Оюана, губы тронула отвратительная усмешка. — Знаете, я подумывал вручить вам нож, чтобы вы вскрыли себе вены. У вас к этому явная склонность. Но передумал.

Еще никогда и никого Оюан не ненавидел так, как Шао в этот миг. Он схватил поднос и швырнул об решетку. И только когда деревянные плошки раскатились по полу и замерли, понял: Шао предусмотрительно встал подальше, чтобы не долетело.

— Значит, медленно. Я не против подождать. Вас ждет несколько крайне неприятных дней. Но вы же всю жизнь смакуете собственные страдания, верно? — Шао задержал взгляд на Оюане. — Когда все будет кончено, я помолюсь за вас. Не думаю, что многим евнухам выпала такая честь — чтобы молитву за них возносил Император.

Он развернулся и пошел прочь.

— Удачи в новом воплощении, генерал.

* * *

— Назовите цель визита, — обратился к Чжу и Ма один из стражников, когда верблюжий караван подошел к городским воротам.

Над головой бяньлянские башни-близнецы — Астрономическая Башня и Железная Пагода — вздымались в бронзовое полуденное небо. Тусклые камни стены мерцали сквозь дрожащий от жары воздух.

Без сомнения, армия Оюана все еще здесь. На десять ли[1] во всех направлениях город был окружен стадами, которые сопровождают любое монгольское войско. Кони, овцы, козлы, быки — все щипали траву с розовыми и пурпурными кончиками, выедая ее ровно под корень. Вдали, сквозь тростники, тихо сверкала золотом река.

Чжу с интересом отметила, как стражник слегка выпрямился, когда Ма размотала шарф пустынного кочевника, открыв лицо. У нее были обычные черты сэму, широкие скулы, но какая-то ностальгическая, всезнающая печаль светилась в лице, слишком юном для подобных чувств — печаль трогала сердца людей, и они принимали ее за красоту.

Ма изложила их легенду по-уйгурски, а Чжу перевела на ханьский: они торговцы шелком из Даду, в Бяньляне обычно делают привал на торговом маршруте, который тянется с севера на юг, где разводят шелкопряда, — в Пинцзянь на земле Мадам Чжан, Интянь во владениях Чжу Юаньчжана — а затем ведет через пустыню в западные ханства.

План на случай, если удастся проникнуть в город, был прост. Чжу даже не покривила душой, когда сказала, что будет весело. Нужно всего-то, уходя утром, раскидать несколько безобидных рулонов шелка вокруг города. Совсем обычные с виду, изнутри они были пропитаны горючей смесью, составленной инженером Чжу, Цзяо Ю. Когда эта жидкость как следует подсохнет — а это произойдет через день-другой — ткань задымится сама по себе. А потом вспыхнет.

Города с крепостными стенами — твердый орешек. У Чжу не было ни осадных орудий, ни шести месяцев, чтобы взять Оюана измором и выманить наружу. «Однако, — удовлетворенно подумала она, — если устроить им веселую жизнь, ждать долго не придется».

Привратник проверил поклажу их верблюдов и вернулся.

— Генерал дозволяет честным купцам ночевать в городе. Вас проводят в выделенный для этого гостевой дом, который нельзя покидать, пока вы здесь. Если не выдвинетесь завтра утром до полудня, вас ждет наказание.

По пути в гостевой дом, куда путниц вели под охраной, Чжу краем глаза увидела, что со стен свешиваются какие-то мешки. Ну не могут же они все быть припозднившимися купцами. Хотя, подумала она, морщась от боли в обрубке руки, Оюан никогда не отличался особой изобретательностью по части наказаний.

Колокольчики позванивали на боках верблюдов, пока сэму, нанятые Чжу, вели их по немощеным пыльным улицам Бяньляна. За века, минувшие с момента падения великолепной династии Сон, блеск ее прежней столицы померк. Обшарпанные дома стояли в полях — видимо, раньше там находилось сердце города. Гледичия[2] осыпала крохотными желтыми листочками, напоминающими слезы, развалины храмов. Во дворах богатых усадеб, за проломленными стенами, раскинулись полуразрушенные рыночные лотки. И куда ни глянь — везде солдаты.

Воины Оюана заняли каждый свободный закуток Бяньляна, как грибы, прорастающие на упавшем дереве. Точно как в Аньфэне, бывшей столице «Красных повязок», если бы не лошади. Чжу не впервые видела всадников Оюана, но только теперь до нее дошло, сколько им требуется коней. Каждому воину — не менее пяти. Коренастые монгольские лошадки, по отдельности привязанные к длинным канатам, натянутым над головой, были разных мастей: однотонные, пестрые, пятнистые, точно кошки. Они подъедали сено, разбросанное в грязи перед ними, а потом задирали хвост и роняли навоз. В городе так воняло конюшней, что у Чжу слезились глаза. Оюан волен был оставить в своем войске одних наньжэней — монгольским оно от этого быть не перестало бы.

— Стой!

Подскакал солдат и преградил им дорогу, отчего Чжу, Ма и вереница верблюдов едва не врезались в собственных сопровождающих. Солдат бросил взгляд на Ма и твердо сказал:

— Генерал шлет приветствие торговцам шелком из Даду. Узнав о вашем появлении в городе, он заинтересовался и решил познакомиться поближе с уважаемыми путешественниками. Окажите ему честь, не побрезгуйте его гостеприимством, пока вы в Бяньляне.

Ма, забыв, что якобы не понимает по-ханьски, тревожно взглянула на Чжу. Та перевела, лихорадочно соображая на ходу. Оюан предлагает им свое гостеприимство? Из любопытства? Оюан?! Будь это кто угодно другой, она бы решила, что человек просто хочет выяснить, как дела в Даду и в каком состоянии дорога на север. Но Оюана она хорошо знала… или думала, что знает. Чжу была готова поклясться: он слишком погружен в собственные тревоги, чтобы заметить их прибытие в Бяньлян, не то что — пожелать с ними познакомиться.

Это странно. И более того — опасно. Вечер в обществе Оюана делает их план куда более рискованным. С Ма Оюан незнаком, скорее всего и с остальными сэму из их отряда тоже. Но уж лицо Чжу он не забудет никогда.

Чжу поймала взгляд жены и безмолвно указала ей на поклажу первого верблюда. Голос Ма почти не выдал ее нервозности:

— Не пристало генералу снисходить до общества недостойных торговцев. Прошу вас, примите лучше этот скромный дар в знак нашего уважения!

После короткой возни с битком набитыми седельными сумками Чжу вытащила один из отрезов шелка с богатой вышивкой, который обычно шел на обмен. Она знала, что идет на риск. За взятки в хорошо дисциплинированной армии полагается смертная казнь. Чжу вспомнила, как воины Оюана раз за разом кидались в их засады в долине Цзиньина. Пусть из страха, а не из преданности — но они подчинялись генералу. И точно, когда Ма протянула подарок солдату,