но это не касается личных покоев, — улыбаясь, сделала замечание Мария.

— Прошу прощения, ваше высочество. Подобное больше не повторится, — прильнув к моей груди, шмыгнув носом ответила она.

Потом отстранилась от меня сжав ладонями лицо, потешно сведя мои щёки и сделав губы уточкой. Её полные слёз глаза излучали радость. И вдруг, она сменилась злостью.

— Живой, — коброй прошипела она.

Хлесть!

— За что⁉ — возмутился я, потирая щёку.

— А чтобы больше не вытворял такое.

— Правильно подруга! Так его! — задорно выкрикнула Долгорукова, и смахнула невольно выступившую слезу.

— Да ну вас. Ногаи не убили, так вы сейчас добьёте, — отступая, протестующе замахал я руками.

Гоняться за мной девчата не стали, вот и ладно. Не хватало только тут догонялки устраивать, а под занавес спасаться бегством. Я уже направился было на выход, когда спохватился, и спросил Марию.

— Кстати, а что там с Мехмедом.

— Да чего с ним станется. Сегодня отпустили с богом. Ушёл порталом прямиком во дворец своего хана.

— Он впечатлился?

— И не только он. Атаман Ефремов даже злым уехал. Похоже столь сильный сосед в планы казацкой старшины не входил. Явно рассчитывали получить свободный выход в море. А в результате придётся делиться добычей. Я передала им, через Степана Даниловича, наши условия союза.

— Ну и как впечатления? Полагаешь примут их?

— Примут, никуда не денутся. Обе каланчи и Лютик целёхоньки, только гарнизоны сменились. Ели захотят порезвиться на морской волне, то только через нас. У них уже ручки зудят, а как до простых казачков дойдёт весть о падении Азова, так они своих атаманов начнут теребить. Даже князья не могут себе позволить пренебрегать волей своих подданных, и вынуждены с ними где-то даже заигрывать, да постоянно проявлять заботу. А об этой вольнице и говорить нечего.

— Ну что же, надеюсь ты права. И если вскоре к нам на поклон пожалует казацкая старшина, это уже будет второй шаг к нашей цели.

— Лучше бы крымский хан. Но, увы, для этого ещё слишком рано, вздохнула Мария.

Это да. Мехмед конечно впечатлился, и о своих соображениях доложит брату. Вот только пока мы не докажем, что способны выстоять против турок, он даже мысли не допустит о каких-либо переговорах с нами.

— А вообще, сейчас начинается не менее интересный и в то же время трудный рутинный этап обустройства, становления и закрепления.

— Мария Ивановна, а давайте вот это всё без меня. Мне бы куда проще набить кому морду, встряхнуть да вразумить, — поспешил пойти в отказ я.

— Никому не хочется заниматься рутиной и хозяйственными делами, — вздохнула Долгорукова.

— Не надо давить мне на совесть, Мария Ивановна, я сразу обозначил, что это не моё.

— Да ладно тебе. Чего вскинулся? Уже одного того, что благодаря тебе я не испытываю трудностей со средствами, дорогого стоит. Правда, Лиза тебя прибить готова, она бедняжка опять переключилась на «Разговорники».

— А я не обещал, что будет легко. Наоборот, тяготы и лишения воинской службы. Кстати, сестрица, а как так вышло, что тебя чуть не достал тот клятый байрактар?

— Так он же появился считай у меня за спиной и сходу «Копьём» Удивился, что я выстояла, принял на щит мою атаку «Каменной булавой», и сходу ударил «Шаром». Спасибо Илье, вовремя оказался рядом.

— Ясно. Кстати, а где мои бойцы? — спохватился я.

Вот то же проблема, им известно не меньше чем компаньонам.

— Илья с ними присматривают за твоими друзьями. Я бы сказала, ухаживают за ними, уж больно те расстарались.

— Понятно, — хмыкнул я.

Попрощавшись с девушками, я направился на выход, и спустившись на первый этаж обнаружил в коридоре троих архаровцев, в весьма помятом виде. Ну что сказать, магия тут весьма своеобразная. Никакие плетения не помогают избавиться от похмелья. Так что видок у этих драных котов был тот ещё. Бойцы под предводительством Дымка стояли в сторонке. Не знаю, как они заботились об этих горемыках, компрессы ставили или рассолом отпаивали, я ничего такого не приметил.

— Ну что, гроза османов, отметили победу? — хмыкнул я, откровенно забавляясь.

Оно бы конечно разозлиться на подобное непотребство. Да ведь это впустую потраченные нервы. А смех, он продлевает жизнь, и уж тем паче новообретённую. Вот я и заржал от всей души. Правда быстро спохватился и погрозив бойцам пальцем, мол, ни-ни у меня, выпроводил их на улицу.

— Всё бы вам смеяться, Пётр Анисимович, а мы между прочим про себя многое узнали. И ребяток вы зря выпроводили, уж они-то на нас в нашем непотребстве насмотрелись, — вздохнул Суханов.

— Ну и как дальше жить собираетесь? — отсмеявшись, и вытирая выступившие слёзы, поинтересовался я.

— Да так и собираемся. Подумали мы, и решили промеж себя, что эдак толку не будет. Ведь поверили в себя, решили, что сам чёрт теперь не брат, а как о пробку споткнулись, так и пустились во все тяжкие. Опять потеряем себя. Как пить дать сопьёмся, да под забором подохнем. А то ещё и набедокурим по пьяной-то лавочке, с нашим сильным даром, да на плаху прогуляемся.

— И до чего же вы в итоге додумались?

— Более полугода мы под узором ходили, и помним всё что было. А было оно по чести и совести. Порой жёстко, и без жалости, но по итогу, всё на пользу. Словом, сами просим вас Пётр Анисимович нанести нам узор, и держите подле себя соратниками, как оно прежде было.

— От-тано как. Ну, тогда-то я вас не спрашивал, и правым себя считал, потому как из дерьма тянул, и выбор у вас был, либо сгореть от вина, либо если и погибнуть, то за правое дело. Теперь же вы сами ко мне пришли, и взваливаете на меня ответственность за ваши жизни. Мол наше дело телячье, а ты уж сам решай как быть, и с чем перед создателем предстать.

— Так и есть, — задумавшись на секунду, подтвердил Суханов.

— Лихо. А так чтобы самим себя взять в руки и идти по жизни с гордо поднятой головой?

— Сами ведь видите ничего у нас не выходит. Пока при деле были, всё отлично выходило, а как только отгремел бой, так во все тяжкие. И это будет повторяться от раза к разу. Вам мы доверяем и вверяем свои жизни. Считайте это