Шрифт:
Закладка:
– Она меня ударила, – огрызнулся Калистратов.
– Разве Маша могла тебя ударить просто так? – снова не удержалась я, развернувшись. – Ты давно напрашивался!
Стас смотрел на меня злобно, как на врага народа. Если Макеева он искренне боялся, то мне давал понять, что я серьезно нарвалась. Его взгляд говорил: «Теперь я и тебя не оставлю в покое». Именно поэтому Янка так упрямо тянула меня за рукав рубашки.
Калистратов хотел что-то мне ответить, но Антон Владимирович громко сказал:
– Спасибо, Наташа, можете присаживаться.
Я осторожно села на место и опустила голову. В висках пульсировало.
– Наташ, ты чего… – начала было Казанцева, но я только поморщилась, и Яна замолчала.
– Что ж, общая картина мне ясна, – сказал географ. – Думаю, после этого урока в кабинет директора должен проследовать не только Тимур Макеев. Станислав, я вас провожу, чтобы вы не заблудились.
Кажется, справедливость все-таки восторжествовала. Только на душе у меня после всего остался неприятный осадок.
На этом уроке я даже не слушала Антона Владимировича и ничего не записывала. Да и он будто с пониманием отнесся к моему «протесту». Я отвернулась к окну и уставилась на припорошенный снегом сквер.
Машу и Тимура я заметила сразу. Они стояли под голым деревом, у скамьи, и о чем-то разговаривали. Я представила, как Сабирзянова выскочила вслед за Макеевым на улицу. Как они вместе искали ее вещи под окнами, как Тимур помог Маше собрать сумку… С чего начался их разговор? Наверное, с благодарностей? А потом Тимур обязательно сказал Сабирзяновой что-нибудь ободряющее. Что-то типа: «Маша, только не обращай внимания на всяких идиотов. Ты очень классная и добрая». Такая воодушевляющая фраза, наверное, не очень подходила язвительному Макееву, но почему-то мне все представлялось именно так. Иначе почему бы Сабирзянова так широко улыбалась, слушая Тимура? И Макеев тоже улыбался. Вполне искренне и дружелюбно. И совсем не иронично, как улыбался мне во время нашей прогулки по набережной, а с теплотой.
– Ты куда смотришь? – прошептала Яна, склонившись ко мне. Вытянув шею, проследила за моим взглядом и усмехнулась.
– Тебе не кажется, что они нравятся друг другу? – спросила я, повернувшись к Казанцевой.
– Макеев и Сабирзянова?
– Ага.
– Тебя послушать, так Маша просто королева красоты, – улыбнулась Казанцева. – Все-то в нее влюбляются.
Я снова посмотрела на заснеженный сквер. Одноклассники так и продолжали о чем-то весело болтать. Маша рассмеялась. Вполне искренне и счастливо. Наверное, я бы многое сейчас отдала, чтобы подслушать, о чем все-таки они разговаривают. И какие слова Макеев нашел в утешение Сабирзяновой.
– Она правда хорошенькая, – сказала я. – Когда ничего не боится и не зажата. Как мы этого раньше не замечали?
Яна только безразлично пожала плечами. Потом мельком взглянула на Антона Владимировича, который увлеченно о чем-то рассказывал, и снова повернулась ко мне.
– Все возможно. Это хорошо, когда рядом подходящий человек. С ним кто угодно преобразится. Мне кажется, любовь делает людей красивее.
– Думаешь, у них любовь? – почему-то испугалась я. Никогда не обращала внимания, в каких отношениях Маша и Тимур. Как-то не было мне до них особого дела.
– А тебе-то что с этого? – негромко рассмеялась Яна. – Мне кажется, они даже подходят друг другу. Два отщепенца и два сапога пара. Макеев ведь, по сути, такой же одинокий. Ты видела, чтобы он с кем-то дружил в школе?
Я только растерянно пожала плечами. В школе Тимур действительно ни с кем особо не общался. Но в нашем классе из парней учились одни придурки. Взять ту же ситуацию с Машей… Никто, кроме Макеева, за нее не заступился. Разве что Жариков. Но у них с Макеевым точно разные интересы и взгляды на жизнь.
А Тимура можно назвать нормальным. Странным немного, иногда грубым, упрямым, но вполне интересным. Если б он не цеплял Антона Владимировича, я бы к нему намного лучше относилась. Но простить ему издевки над Золотком не могла.
– То-то и оно! – Мое молчание Яна расценила как согласие. – Разница лишь в том, что Макеев за себя постоять может, поэтому его и не цепляют, как Машу.
– А может, ему просто неинтересно общаться с нами? – предположила я.
– А чем это он нас лучше? – оскорбилась Казанцева. Себя она считала исключительно эрудированным, интересным и увлекающимся человеком.
– Хотя бы тем, что был единственным, кто наконец вступился за Машу, – проворчала я, отводя взгляд.
Яна долго не отвечала. Я думала, она записывает что-то в тетрадь, но когда снова к ней повернулась, то встретилась с настороженными и удивленными глазами.
– А чего это ты Макеева выгораживаешь?
– Никого я не выгораживаю, – тут же смутилась я. – Говорю как есть. По факту.
Яна состроила обидную гримасу и наконец взялась за конспект. А я снова посмотрела в окно на сквер. Маша и Тимур уже брели прочь от сквера вдоль гигантских черных деревьев. Снег быстро засыпал их следы.
Ситуация с Сабирзяновой, ко всеобщему изумлению и злорадству, решилась не в пользу Калистратова. За Макеева и Машу вступился Антон Владимирович. В школе поднялась шумиха – история быстро обросла слухами и домыслами и в итоге достигла каких-то космических масштабов. Привлекли всех: и родителей Сабирзяновой, и школьного психолога, и родительский комитет. Теперь каждый знал, какой Стас псих: столько лет изводил бедную Машу… Конечно, если бы не Золотко, Калистратову все снова сошло бы с рук. Как обычно, бабушка-директриса замяла скандал. Но теперь о выходках ее дорогого внучка знали не только в нашем классе, но и за его пределами.
Почувствовав поддержку географа, многие одноклассники подтвердили, что Стас систематически достает Машу и в тот злополучный день он тоже начать ее цеплять. Впервые директриса столкнулась с таким напором и возмущением остальных ребят, а сам Стас даже несколько дней прогуливал школу.
Однако Калистратов был вынужден все-таки посещать занятия и вернулся еще более озлобленным, чем раньше. Я была в числе многочисленных «свидетелей», давших показания, и чувствовала, что Стас готов на мне оторваться больше, чем на остальных. На переменах он смотрел на меня волком, обращался ко мне не иначе как «стукачка Зуева» и постоянно цеплял меня. Но я старалась игнорировать его косые взгляды и издевки. Я не Маша и на провокации не поддамся. А в случае чего и отпор дать смогу. Мне казалось, что Калистратов не представляет никакой опасности, только надоедает, как муха. Ничего, перебесится и отстанет. Он для меня никто. И его обидные слова ничего не значат.
Я гордилась Антоном Владимировичем. Все-таки он настоящий мужчина. Взрослый, мудрый и справедливый. Несмотря на то что Макеев делает его школьную жизнь несладкой, он все равно встал на его сторону и защитил его от несправедливости. Теперь я любила Золотко еще больше. А еще втайне надеялась, что Макеев примет все произошедшее с благодарностью и наконец перестанет срывать уроки географии. Но Тимур – импульсивный избалованный мальчишка. Он так и продолжал дерзить Антону Владимировичу и прогуливать его уроки, растеряв все заработанные очки симпатии, которые я великодушно присудила ему после того, как он спас Машу.
