Я взглянула на свиток. Эгиль? Это же отец ребенка Роунат. Ну и дела. Читать послание Эхны было непросто: он подробно описывал перерезанные глотки, обгоревшие лица, клинки и кишки, разбросанные по полу королевских чертогов. Удивительно, но я до сих пор не привыкла к такому.

– Значит, Роунат права, и нападение на монастырь – часть заговора по свержению короля.

– А Роунат теперь куда лучше строит умозаключения, – проворчал Томас, забирая пергамент. – Вот и славно. Я-то боялся, что из нее никудышный соглядатай. – Он постучал пальцами по обложке книги. – Она утверждает, что это сделал Ситрик Шелкобородый?

– Да.

– Но почему она так в этом уверена? Не припомню, чтобы он раньше посещал Ласк – хотя я уже упоминал, что Роунат писала мне слишком редко.

Я задержала дыхание и вновь опустила взгляд. Существовал лишь один способ объяснить, откуда Роунат знала дублинских викингов, – рассказать правду. К тому же мы с сестрой договорились, что Томасу о ее положении сообщу я.

– Она беременна от смертного дублинца. Вот почему она узнала Ситрика.

Повисшее молчание причиняло мне боль, но я позволила Томасу обдумать услышанное, прежде чем снова подняла взгляд. Оказалось, он уже уселся поудобнее и читал книгу, словно ничего не произошло. Я глазам своим не поверила. Я-то готовилась к негодующим воплям.

– Ты не злишься?

– Мне не на что злиться. Завтра Роунат предстанет на собрании Совета, и мы решим, как с ней поступить.

– Пожалуйста, не будь с ней слишком строг.

Томас вскинул бровь:

– Я стану судить ее не мягче и не строже, чем любого другого Потомка. Теперь Совет обязан действовать только так. Никакого кумовства, никаких поблажек для приятелей. Утверждая Новое соглашение, мы договорились соблюдать эти принципы.

– Я знаю. – Я подсела поближе. – Но Роунат не желала обрести могущество и не занимала ничью сторону. Она просто нашла смертного любовника. Разве это так плохо?

Томас пристально глядел на меня, и в прищуренных изумрудных глазах читалось не то недоумение, не то разочарование. Он протянул было пальцы, чтобы погладить мою шею, – прямо как раньше. Когда-то давно я страстно любила его, теряя разум. Мы не разлучались, и он дал мне все, что я могла пожелать, в том числе и величайшее из сокровищ – нашу дочь. Но Томас всегда недолюбливал Роунат, особенно после одного происшествия с ней и Ифой. Воспоминание о дочери омрачило мои мысли, пронзив их острым кинжалом.

– Наши предки, Туата Де Дананн, любили смертных, – произнес Томас. – Когда их корабли пристали к ирландским берегам, они встретили смертных и стали делить с ними ложе. Мы обязаны этим союзам жизнью, ведь мы – их плоды. Но наши предки быстро осознали, что смертные уступают нам во всех отношениях. Мы тоже обязаны это понять.

– Я знаю историю не хуже тебя, Томас. И еще я знаю, что браки между Туата Де Дананн и смертными продолжались долгие тысячелетия.

– Теперь они в прошлом. – Томас нахмурился и отстранился. Мое возражение явно его задело. – Шестьдесят лет назад мы единогласно приняли новые законы и договорились, что их нарушителей будут ждать серьезные последствия.

Я почувствовала во рту омерзительный привкус. Да, мы договорились о том, что последствия будут, но никто так и не решил, какое же наказание ждет нарушителей. Вдруг они посмеют изгнать Роунат? Я не смогу с этим смириться. Надо убедить Томаса, что законы запрещают оказывать влияние на смертных и сражаться в их войнах, а моя сестра не совершила ни того, ни другого.

– Томас, послушай же. Ифа не унаследовала наших даров. Уж не знаю почему, но по ее венам не текла волшебная кровь, а это значит, что… она родилась смертной. Полностью отгородившись от них, мы словно скажем себе: «Наша дочь была недостаточно хороша». Но ведь это не так.

Едва заметно кивнув, Томас погладил большим пальцем закругленный край стола.

– Некоторые считают, что мужчины чувствуют меньше, чем женщины, но они ошибаются. Я любил Ифу. Отчаяние поглощало меня с каждой новой морщиной на ее лице, с каждым седым волосом. Дети не должны стареть и увядать быстрее родителей.

В его глазах стояли слезы – и в моих тоже. Я обмотала рукав платья вокруг пальцев и теребила ткань, пока не заболела кожа.

– Ифа могла умереть, даже если бы она унаследовала дар. Она могла бы погибнуть в междоусобице или пасть от клинка смертного. И даже защити мы ее от всех бед, нам даровано долголетие, а не бессмертие.

Томас презрительно фыркнул, а его щеки побагровели.

– Живи она здесь, со мной, она была бы в безопасности.

– Нельзя вечно держать все, что любишь, за закрытой дверью.

Томас промолчал – только горько и шумно вздохнул. Затем он встал, схватил с полки другую книгу и раскрыл ее на столе, да с такой силой, что разбудил Шенну. Черный ворон распахнул глаза и тотчас прищурился, завидев меня.

– Взгляни, – тихо попросил Томас.

Я посмотрела на белый лист пергамента, который наши предки украсили цветными чернилами. Томас поочередно указал на каждую иллюстрацию:

– Ведьма Бирог, пророчица Морриган, друид Мананнан, целитель Дианкехт, воитель Огма, арфист Аван, виночерпица Дану… и Луг. – Назвав последнее имя, он немного помолчал. – Величайший из наших предков. Единственный из рода Туата Де Дананн, кому посчастливилось владеть всеми дарами сразу.

Я терпеливо слушала Томаса, но понимала: если его не остановить, это продлится вечно.

– Я прекрасно знаю наших предков, Томас.

– Но что еще здесь изображено?

Я вгляделась в рисунок и заметила четыре предмета, спрятанные художником среди изящных завитков на полях. Серый камень, железный котел, меч и копье.

– Четыре сокровища Туата Де Дананн.

Томас кивнул.

– Пятьсот лет назад их разделили. Нам противостояли потомки фоморов, и мой дед решил, что артефакты не стоит хранить в одном месте. Мы не могли допустить, чтобы ими завладели враги. Дед боялся даже представить, какую силу они обретут, заполучив бьющее без промаха копье или камень, дарующий бессмертие.

– Думаю, он не ошибался.

– Да, но теперь фоморам пришел конец. Я собственными глазами наблюдал, как Рауль Нормандский испустил дух. Этот трус предпочел проглотить яд, лишь бы не сражаться со мной. – Томас погладил пальцами пергамент. – Возможно, сейчас пришла пора воссоединить наши реликвии.

– Зачем?

– Разве ты не понимаешь? – Внезапно его глаза загорелись, а на щеках проступил румянец. – С тех пор как мы разделили сокровища, наши дары становятся все слабее. Уже долгие столетия в союзах между Потомками и смертными рождаются только смертные дети. У двух Потомков