О ЖЕНЩИНЕ ПО ИМЕНИ ГОЗАЛ И ДЕЛАХ ЕЕ

В то время когда угнал шах [жителей] страны нашей и переселил их в Персию, угнал он с ними и [жителей] села Астапад. И была в селе Астапад одна красивая женщина, с широким лбом, сросшимися бровями, густыми волосами, танцовщица и песенница. Она после смерти мужа не выходила замуж и жила в городе Исфахане. И случилось, что гулял шах по Джуге; и все женщины-затворницы вышли из домов своих погулять и посмотреть на шаха. Вышла и та женщина, которую звали Гозал. А шах поглядывал то в одну, то в другую сторону, рассматривал женщин и, рассматривая, увидел Гозал и застыл на месте. И послал он евнуха одного повидать ее и спросить, кто она и откуда. /44б/ Пошел евнух и все разузнал и, вернувшись, рассказал шаху. А шах отправил его к старшинам Джуги и повелел: “Женщину с таким именем передайте сему евнуху и пошлите ко мне”. И пришли евнухи и своей ли волею или силою отвели ее к шаху.

Увидев ее, шах словно обезумел. И полюбил он ее свыше всякой меры и, куда бы ни отправлялся, брал ее с собой. И когда возлежал на пиршествах, сажал к себе на колени и ласкал и обнимал ее. А когда она принималась танцевать и пела плясовые песни, и двигала станом, и изгибалась, шах смеялся и радовался, глядя на нее. И так прошло /45а/ много времени, но не усомнилась она в вере своей, и шах также ничего не сказал ей о вере. И оставалась она так в вере христианской, время от времени ходила в церковь и молилась, и никто ничего не говорил ей.

Случилось, что шах отправился в Багдад, чтобы овладеть им, и не взял Гозал с собою в Багдад, но осталась она в Исфахане. И спустя немного дней вспомнила Гозал страшный суд Господний, подумала и о грехах своих. Надела она одежды монахини-отшельницы и приобщилась к чину монашек, вступила в женский монастырь и со смирением стала каяться в грехах своих, искупать грехи свои обильными слезами. Случилось, что шах взял Багдад[86] и вернулся /45б/ в Исфахан. Однажды верхом и с двумя телохранителями ехал он по городу и неожиданно встретилась ему Гозал в черной одежде, и узнал он ее и сказал: “О блудница, разве ты не Гозал?” Говорит Гозал: “Это я, бесстыдная и грешная служанка твоя”. Говорит шах: “Во что это ты оделась?” Говорит Гозал: “Вспомнила я день суда Господня, подумала о грехах своих и надела сии черные одежды, быть может, простятся мне грехи мои”.

Шах помолчал мгновение, а затем воздел руки к небу и сказал: “О Господи Боже! Сделай и нас достойными веры”. И, сказав это, отправился далее. /46а/Но когда удалился он на [расстояние] брошенного камня, остановился и позвал к себе Гозал, говоря: “Где живешь ты?” Говорит Гозал: “В Джуге есть много женщин, одетых в черное, там и я живу с ними”. Говорит шах: “Откуда довольствуетесь?” Говорит Гозал: “Довольствуемся из твоего довлата и тем, что пошлет [нам] Господь”. И тогда, оставив одного скорохода с нею, сказал [шах]: “Ты с телохранителем не спеша иди к нам”. А сам с другим скороходом уехал.

Гозал же шла, плача и причитая, и думала, что для дурных дел зовет он ее. Так шла она в глубокой задумчивости и достигла дворца. И увидев, что сидит шах на троне, подошла [Гозал] к нему и поцеловала /46б/ноги [его]. Говорит шах: “Даю тебе грамоту вольности, дабы никто не причинил тебе вреда”. И призвал он писца и сказал: “Пиши так: “Я, шах Аббас, даю грамоту вольности женщине по имени Гозал, дабы, где бы она ни была, исповедовала веру христианскую, и пусть никто не преследует ее из-за веры, ибо она христианка. Если кто из мусульман назовет ее мусульманкой, [пусть знает], что она не мусульманка, и если христиане назовут ее мусульманкой, да станут они сами мусульманами””. Написав это, поставил печать и дал ей. [Затем] призвал казначея своего и сказал: “Принеси 50 золотых и дай ей”. И говорит [ей]: “Это тебе для расходов на платье”. И повелел поварам: “Отправьте туда, где она живет, 10 литров риса, 5 литров масла, 3 вьюка пшеницы”. /47а/ И сделали так, как он повелел. И пока шах Аббас был жив, оставалась Гозал в Исфахане, когда же царем стал шах Сефи, вернулась Гозал в Астапад.

Однажды встретился с ней вардапет Закарий Вагаршапатци, тот, что был настоятелем монастыря Ованнаванк и раньше знал Гозал, и говорит ей вардапет на персидском языке: “Мадар, чи куни чи халдар?” Говорит Гозал: “Шюкри худа, халумара, хуб ас[т], тертера хагорд нададан”. Говорит вардапет: “Чира?” Говорит Гозал: “Ми гойан ке то порники”. Что на армянский язык переводится так: “Мать, что делаешь, как поживаешь?” Отвечает: “Слава Богу, живу хорошо, только священники /47б/ не дают причастия”. Вопрос: “Почему [не дают]?” Ответ: “Говорят, ты блудница”.

Рассердился вардапет на священников и на следующий день повелел одному младшему иноку по имени Акоп, который [позднее] стал настоятелем монастыря Астапада, отслужить обедню. И поставил он Гозал перед алтарем, и, когда кончилось богослужение, вардапет произнес проповедь об обращенных. И текстом проповеди сией было: “И беззаконник, если обратится от всех грехов своих… жив будет…”[87]. И причастил ее. И, оставаясь в вере христовой и покаявшись в грехах своих, умерла естественной смертью Гозал, и опустили блудницу в могилу, оправданною милостью Христа, благословенного в веках. Аминь.

Глава XXI

О ВЫРАБОТКЕ КОЖАНЫХ ДЕНЕГ

Покажу и находчивость /48а/ шаха и его умение привлекать к себе сердца людей. Когда был он в Багдаде и задержался там, ибо с трудом овладел им, не хватило денег для войска и торговля войска прекратилась, ибо денег не было, чтобы покупать и продавать и доставать все, что необходимо было им. Поэтому они пожаловались шаху, говоря: “Либо дай жалованье нам, воинам твоим, либо кончай войну, и пойдем мы к себе и будем жить там трудами своими”. А шах, [почувствовав себя] беспомощным, растерялся. И тогда придумал он это: призвал кожевников, то есть дабаг, и повелел изготовить много белой кожи, [затем] приказал привести сапожников, чтобы разрезали они /48б/ кожу на мелкие одинаковые кружки, подобные медным деньгам. И велел сделать две железные печати и написать на одной из них имя шаха, а на другой — имя [города] Багдад. Одну