Шрифт:
Закладка:
Дальше Камилла и Полина проходили мимо совсем крохотной, вросшей в землю часовни Великой Матери. Дверь внутрь всегда была открыта, и в полутёмную комнатку, освещённую лишь несколькими свечами, вели три ступеньки вниз. После часовни улица чуть сворачивала вправо и расширялась так, что этот пятачок можно было назвать площадью, что мэр Ахарави и не преминул сделать. Площадь Единства Эллады, звучит же, а? На площади стоял храм Единого, у дверей которого под широкой кроной платана дремал в кресле отец Софоклис; на коленях старика, на его плечах и у ног спали разноцветные кошки.
В магазин, расположенный сразу за храмом, дамы единодушно не заглядывали. Принадлежал он резчику по дереву Прокопию Станису, человеку мрачному и неприветливому. Работал Прокопий с единственным материалом, деревом оливы, и его грубоватые чаши, подсвечники и разделочные доски не нравились ни Полине, ни Камилле. Поговорить же с резчиком, как с Манолисом или тем же зеленщиком Василисом, ещё никому не удавалось: буркнув что-то себе под нос, Прокопий утыкался в очередную деревяшку.
Зато в лавочке с молоком можно было оторваться! Её хозяйка, госпожа Зои, пышная и бело-золотая, как самое лучшее свежевзбитое масло, любила поговорить – о себе, о детях, о соседях, о погоде и цветах во дворе, об урожае винограда и новорожденной тёлочке… Обсуждая с леди Камиллой рецепт зимнего пирога с мандаринами, она одновременно отрезала кусочек от круглой головки свежего манури**, чтобы покупательницы могли его попробовать, расхваливала сливки и заворачивала в шуршащую бумагу жёлтый сыр с большими круглыми дырками, в которых застывала слеза.
Заканчивали они прогулку у рыбника Афанасия. Ах, эта серебряная чешуя, отливающая на солнце радугой, эта мелкая мелочь, рыбёшки, которые так славно жарятся целиком; красные жабры барабульки, белое нежное пузо камбалы, полупрозрачные плавники каменного окуня… Большим сачком Афанасий вылавливал из аквариума лангуста, сворачивал из серой рыхлой бумаги кулёк и щедро сыпал туда рыбную мелочь, в другой такой же кулёк складывал пару жирных лавраков*** и подзывал помощника – иди, мол, отнеси всё это на виллу «Магнолия».
Потом степенно принимал в оплату несколько монет и напоследок говорил Полине:
– Всё-таки я считаю, что барабульку надо жарить в масле!
– Совершенно с вами согласна, уважаемый Афанасий, – отвечала она, с трудом отводя взгляд от громадного краба.
Краб этот уже несколько недель жил в одном из аквариумов, получил имя Павлос, и снисходительно принимал от господина рыбника мелкую рыбёшку в качестве пропитания. Купить его и съесть никто не решался…
* * *
В то утро дамы задержались за выбором купальников, и Юра выскочил из калитки первым. Выскочил… и почти споткнулся о лежащего ничком мужчину в чёрной рясе.
В первый момент он застыл, словно окаменевший. Просто испугался, ему показалось, что это снова… тело. Но человек шевельнул пальцами руки, мальчик отмер, опустился рядом с ним на колени и с трудом перевернул тяжёлое тело. С головы лежащего свалилась чёрная шапочка, и вокруг выбритой макушки венчиком встали седые редкие волосы. Мужчина открыл глаза – бледно-голубые, выцветшие, словно небо в жаркий день – слабо улыбнулся и пробормотал что-то непонятное.
Юра сдёрнул с плеча махровое полотенце, сложил и подсунул старику под голову.
– Я сейчас! – крикнул он и побежал к «Магнолии».
Дамы как раз спускались с крыльца, о чём-то споря.
– Там, на пляже, отец Софоклис! Ему плохо, кажется!
Леди Камилла сдвинула брови.
– Отец Софоклис? Странно, я думала, он и ходить-то не может… Так, мисс Майнд, вы идите и посмотрите, можем ли мы оказать какую-то помощь, а я срочно свяжусь с господином Стоматули. Пусть пришлёт мага-медика!
Говоря честно, Полина не слишком хорошо представляла себе, какую помощь можно оказать в таком случае, но решительно пошла за племянником.
Старый священник лежал, глядя на море, и улыбался. Полина поняла, что маг-медик уже не нужен, повернулась к мальчику и попросила:
– Принеси, пожалуйста, какую-нибудь простыню.
Потом опустилась на колени, вознесла короткую молитву Великой Матери и закрыла старику глаза.
Первым, разумеется, прибежал господин Апостолос Стоматули. Покачал головой, глядя на тело, накрытое белой махровой простынёй, достал коммуникатор и подождал соединения.
– Отец Георгий, горе у нас, – проговорил он. – Отец Софоклис нас покинул…
Приехали медики, появился младший Стоматули. Откуда-то из-за задания таверны неторопливо вышла гнедая лошадь, ведомая под уздцы босым стариком в соломенной шляпе; следом за лошадью катилась телега.
– Юр, иди-ка в дом, – негромко проговорила Полина.
– Угу, – буркнул он, развернулся и ушёл без споров.
– Господин суб-лейтенант, – позвала леди Камилла. – Если что-нибудь понадобится, мы будем у себя на террасе. И спросите, пожалуйста, у отца Георгия, можем ли мы чем-нибудь помочь.
– Какая уж тут помощь, – махнул рукой Костас. – Ушёл хороший человек, все горевать будут. Я загляну к вам попозже, хорошо?
– Конечно, – Камилла взяла Полину за локоть и повела к дому, приговаривая. – Знаете, моя нянюшка говорила, что в трудной ситуации нет ничего лучше хорошей чашки чаю. Вот и мы с вами сейчас выпьем чаю, съедим по ложке мёда…
– Да-да, – отвечала та механически. – Конечно, именно мёда.
Даже сама для себя Аполлинария Разумова не могла бы объяснить, отчего тихая смерть старого священника произвела на неё такое впечатление, но вот было чувство, будто лишилась она чего-то очень важного.
Впрочем, чай и в самом деле оказал своё волшебное действие, мозги встряхнулись и начали работать.
– Странно, как же он оказался на берегу? – спросила она у леди Камиллы. – Когда мы в первый день ехали мимо храма Единого, водитель сказал, что отец Софоклис начал слепнуть и почти не вставал, а тут дошёл сам?
– Может, кто-то помог дойти.
– И бросил беспомощного старика на берегу одного?
– Ну, вот придёт суб-лейтенант, и спросим…
Однако первым на вилле «Магнолия» появился молодой священник, отец Георгий.
Когда Полина видела его в первый раз, из экипажа по дороге на виллу, то толком и не разглядела. Ну, молодой и высокий, для остального было слишком далеко. Теперь отец Георгий появился на пороге, лицом к лицу, и она мысленно присвистнула.
– Экая жалость, такой генофонд пропадает, – пробормотала тихонько, пока все четверо – леди Камилла, Юра, священник и сама Полина – шли в гостиную.
Камилла услышала и сверкнула на неё глазами, обещая скорую и мучительную расправу.
Священник был
