И у Кензо получилось. Удочка задергалась. Он вытащил рыбу.

   - Ахи! - радостно произнес он, и затем добавил по-английски: - Тунец!

   На солнце блеснуло лезвие разделочного ножа. Потроха Кензо выбросил в воду, затем снова вытащил нож. Им он отрезал от рыбы по кусочку и протянул их Хироси и Хиро. Следом отрезал ещё один кусок для себя. Мясо рыбы оказалось таким же сытным, как говядина.

   - Сырая рыба - не американская еда, - мягко поддел сыновей Хиро.

   - Всё равно, вкусно, - ответил Хироси.

   Кензо кивнул. Хиро не мог дразнить их слишком рьяно. Даже если сыновья предпочитали гамбургеры и картошку фри, сасими они тоже ели. Кензо сказал:

   - Гораздо лучше, чем то, что мы едим на берегу.

   Эти слова могли претендовать на фразу года. Риса и зелени постоянно не хватало... С этим Хиро даже не спорил. Кензо продолжал:

   - А самый вкусный сасими - это свежий. Свежее этого сасими быть не может.

   - Те, кто не рыбачат, понятия не имеют, какова свежая рыба на вкус, - сказал Хироси. - Отрежь мне ещё, пожалуйста.

   - И мне, - сказал Хиро.

   Кензо отрезал по куску брату и отцу. Себя он тоже не обделил. Очень быстро, от тунца ничего не осталось. На лицах всех троих Такахаси появилась улыбка. Хиро был согласен со старшим сыном. Хироси попал в самую точку. Те, кто никогда не ходил в море, не знают, какой прекрасной может быть рыба.

   Впереди появился пляж Ваикики. Оскар ван дер Кёрк решил покрасоваться. У его ног валялась сумка, полная рыбы. Он крепко её затянул и привязал к колышку, что установил на доске. Этот колышек он установил недавно, хотя раздумывал поставить его уже давно. Нынче немногие сёрферы установил на доски паруса. Впрочем, первым был именно Оскар. Он не завидовал тем, кто украл у него идею, даже если те крали у него еду. Война и голод установили собственные, более жёсткие и безжалостные правила.

   Оскар вообще никому и никогда не завидовал. Это был крупный добродушный мужчина, под тридцать лет. Солнце и океан превратили цвет его волос в нечто среднее между соломой и снегом. Тело же, наоборот, загорело до тёмно-коричневого окраса, из-за чего, многие люди принимали его за гавайца, несмотря на светлые волосы.

   До него доносился звук волн, набегающих на берег. Вскоре эти волны поднимут доску и его заодно. Затем они опустят его вниз, и если Оскар не будет внимателен, то грохнется в воду. Однако он был крайне внимателен, да и опыта ему было не занимать. На хлеб Оскар зарабатывал обучением сёрфингу. По крайней мере, до появления японцев и некоторое время после.

   Он оседлал высокую - с человеческий рост - волну, которая понесла его к берегу. Оскар стоял на доске, подобно гавайскому богу. Одной рукой он держался за мачту, а другую отставил в сторону для равновесия. Когда он скользнул по гребню, скорость увеличилась. Солёный ветер в лицо, качка волн под ногами... ничего подобного по ощущениям в мире не существовало. Даже не близко.

   Оскар прекрасно знал и о других ощущениях. Он давал уроки сёрфинга белым женщинам с материка. Те приезжали сюда, дабы залечить сердечные раны, либо завести кратковременную интрижку и уехать обратно. Внешний вид Оскара, его сила, обходительное отношение позволяли обучать не только сёрфингу.

   Доска достигла берега. Волна отлично сыграла свою роль. Днище доски заскребло по песку. Несколько рыбаков захлопали в ладоши. Один швырнул Оскару блестящую серебряную монету, словно рыбку дрессированному тюленю. Оскар вытащил монету из песка. 50 центов. Реальные деньги.

   - Спасибо, браток, - сказал он, открывая небольшой кармана на плавательных шортах.

   Затем Оскар опустил мачту и рею, и смотал небольшой парус. Помимо рыбаков за ним наблюдала пара японских офицеров. Оскар беззвучно выругался. Если бы он знал, что за ним наблюдают их холодные глаза, то не стал бы устраивать представление. Он казался сам себе кроликом, скачущим на лугу, когда в небе кружат ястребы.

   Один офицер швырнул монету номиналом в одну йену. Размером она была примерно с четвертак, да и стоимость у неё была примерно такая же. Подняв монету, Оскар вспомнил, что японцам необходимо кланяться. Офицер поклонился в ответ, причём сделал это намного изящнее, чем Оскар.

   - Ити-бан, - сказал он. - Вакаримасу-ка*?

   Оскар кивнул в ответ, показывая, что понимает. "Ити-бан" входило в лексикон местного пиджина - или камааина - диалекта, которым свободно владели все, кто достаточно долго прожил на Гавайях. Означало оно нечто вроде "номер один".

   - Благодарю, - насколько можно вежливо произнес Оскар.

   Никогда не знаешь, понимают ли эти макаки английский.

   - Большое спасибо, - добавил он.

   И разумеется, офицер ответил:

   - Пожалуйста.

   Оскар сильно бы удивился, если бы этот японец не учился в Штатах. Возможно, они даже вместе учились в Стэнфорде, на вид они были одного возраста.

   В одной руке Оскар нёс доску, мачту и парус, а в другой сумку с уловом. Он надеялся, что эти двое япошек не станут к нему приставать по этому поводу. Всё дело в том, что вся еда должна поставляться на общественные кухни, а затем раздаваться остальным. Рыбакам на сампанах позволялось оставлять немного на "личные нужды", остальное скупалось по фиксированной цене, причём, не важно, какого качества была рыба. Поэтому, япошки не тревожили тех, кто рыбачил с парусных досок - их улов не стоил затраченных усилий. Однако, при желании, оккупанты могли докопаться до чего угодно. Они могли творить всё, что пожелают.

   К облегчению Оскара, офицеры лишь кивнули и удалились. Возможно, их впечатлило устроенное представление, поэтому они решили его не тревожить. Возможно... Как с япошками, вообще, можно быть в чём-то уверенным? Оскар лишь понимал, что до рыбы им дела не было. Больше ему ничего знать и не хотелось.

   Он снимал квартиру неподалеку от пляжа Ваикики. Отличное место для человека, живущего сёрфингом. Хозяином дома был местный японец, который жил на первом этаже. Оскар постучал