-- Варуш! Что ты несешь?! В карете может ездить только семья барона!

Возникла несколько неловкая пауза, а потом мэтр Фонкер спокойно сказал:

-- Госпожа баронесса, но Любава фон Розер и есть ваша семья. Она – вдовсвующая баронесса фон Розер. И я охотно составлю ей компанию в пути. Со мной, если вы помните, шесть человек охраны. Так что в карете со всем возможным бережением сестра ваша доедет удобно и безопасно.

Крыть Белинде было нечем. А я про себя только радовалась, что пока все складывается для меня удачно.

Под надзором Лесты грузили в телеги огромные сундуки, а одна из горничных привела замурзанную Элли в холщевом платье.

Сестру я нашла сама, где-то в переплетении замковых коридоров. Она стояла у окна и смотрела, как во дворе грузят на телеги вещи.

– Если ты не отдашь нормальную одежду для Элли, я посажу ее в карету именно вот так, как есть. Отец прекрасно одевал дочку и все соседи узнают, что ты обокрала сироту.

– Да чтоб ты сдохла, тварь! – было мне ответом.

Однако большой сундук с детскими вещами лакеи принесли в мою разоренную комнату -- я велела снять даже шторы с окон и балдахин с кровати. Мне все пригодится: не сейчас, так потом. Я лучше этим бархатом полы мыть буду, чем хоть лоскут сестре оставлю. Не люблю я таких, как она. Сильно не люблю.

Глава 11

Карета была огромная и не слишком удобная, но денег сэкономила мне прилично. Диваны были достаточно широкие, чтобы на них спать.

Три телеги, груженые сундуками, в каждую впряжено по две лошадки. Четыре человека охраны, плюс три извозчика, плюс я сама с Лестой и девочка со своей бывшей нянькой. В дороге всех, в том числе и коней, я должна была кормить за свой счет и оплачивать им ночлег.

Математик из Лесты был не слишком хороший, считала она весьма слабо, но охала и говорила, что дорога – чистое разорение. Я пока что слабо представляла, что сколько стоит, но, судя по тому, что мэтр Фонкер говорил, что три золотых дадут мне возможность прожить год «достойно»… Вполне возможно, что ничего слишком уж разорительного меня не ждет.

Старая Нора ждала нас во дворе на телеге, где уже стояли два вполне добротных сундука и лежал тщательно перевязанный ремнями и веревками тюк мягкой рухляди. Увидав малышку, которую вывела Леста, нянька торопливо соскочила, отряхивая сено с длинной теплой юбки, и мягко заговорила:

-- Моя ж ты детонька! А похудела-то как!

Элли вцепилась в ее подол и молча начала карабкаться на руки. Нора не была такой уж старой: все еще крепкая селянка, вдова, живущая в доме брата.

Вчера Леста, вернувшись из деревни, сообщила, что ехать с нами она не только согласна, но даже и рада:

-- С женой братней ить не шибко ладит она, а тута я ей все и обсказала, как вы велели, госпожа. Так она завтрева вместе с Захарием приедет. Брат ить ейный сам нанялся вас свезти до места, да и соседа своего сговорил. Он и вещи ее привезет. А третью подводу аж у дальних выселок сговорила. Под внимательным взглядом сестрицы, глазеющей в окно, я посадила с собой в карету и малышку, и обеих служанок. Мне было совершенно наплевать, что так не положено. Леста даже отговаривалась, пришлось приказать:

-- Быстро в карету!

Там внутри была натоплена маленькая железная печурка, и теплый воздух уходил, пока мы спорили у открытой дверцы. Все забились втроем на одно сидение, боясь потревожить меня. Элли, наконец, успокоилась и оторвалась от юбки няньки, но на меня продолжала смотреть с опаской. Я чувствовала себя неловко: кто знает, как прежняя Любава относилась к девочке.

Мэтр громко скомандовал что-то, и наш маленький кортеж тронулся.

Под колесами кареты хрустел лед, но местами дорога уже оттаяла, и было видно застывшие на ночном морозце колеи. Пару раз нас обгоняли кареты, один раз мы сами обогнали крестьянский караван.

-- Видать, в Рейск едут, ить ярмарка весенняя через несколько дён будет, – заметила Леста.

В остальном в карете почти всю дорогу стояло молчание. Только малышка иногда слезала с сидения и, прижавшись носом к стеклу дверцы, смотрела на проплывающие мимо скучные пейзажи.

Днем сделали привал в придорожной харчевне. Кроме нас там нашлись еще какие-то местные дворяне, заехавшие раньше. Глянув на раскрасневшиеся от вина лица, я развернулась от дверей и запретила девочке и няньке выходить:

-- Там гулянье идет, Нора. Так что я попрошу принести нам еды сюда. Обойдемся без горячего. Уж хлеб и сыр у них должны быть.

Нянька закивала головой, соглашаясь, и я отправила за едой Лесту. Все оказалось не так и худо, в корзинке горничная принесла и свежий хлеб, и плошку с комком масла, и кусок кисловатого сыра, а также половинку тощей жилистой курицы, которую долго варили, но помогло это мало.

Мэтр Фонкер обедал там внутри. Крестьяне и солдаты получили хлеб, сыр и по большой кружке пива. В туалет все ходили в грязноватую щелястую будочку на заднем дворе харчевни. Зато мы разжились несколькими поленьями и снова растопили печурку. После еды, согревшись, Элли уснула, а Нора, чуть оживившаяся, наконец, разговорилась:

-- Дай вам Всевышний счастья, госпожа, что сиротку там не бросили. Я ведь при ней с первых дней состою, так уж боялась за детку…

Я отметила про себя, что говорит она грамотнее, чем Леста. Какие-то простоватые слова проскакивали изредка, но все же речь сильно отличалась. Спросила ее, чем