Яркая точка устремилась к нам и мимо нас. – Это была большая старая звезда, такая большая, что в ней осталось немного горючей материи. И жара начала в ней новую ядерную реакцию.

Я отстранился от (нереальной) жары.

Альберт, снова в настроении лектора, указал на меня черенком трубки.

– Все, что осталось от всех звезд и галактик, теперь стекается друг к другу. Черные дыры сливаются, фотоны передвинулись в ультрафиолетовую область и дальше, температура достигает миллионов градусов – Himmelgott![29] – закричал он, и я закричал тоже, потому что вся сцена сморщилась, превратилась в одну невыносимо яркую точку.

И исчезла.

Виндсерферы по-прежнему плавали на Таппановом море. Легкий ветерок шевелил листья азалий. Зрение постепенно возвращалось ко мне.

Альберт вытер глаза.

– Наверно, в конце нужно было чуть замедлить, – задумчиво сказал он. – Можно пустить заново – нет, конечно, нет. Но вы поняли главное.

– Да, – потрясенно ответил я. – А что теперь?

– А теперь все сначала, Робин. Вселенная взрывается, снова загораются звезды, но теперь – по-другому! – Он с удивлением оглянулся на приятную сцену. Потом снова повернулся ко мне. – Знаете, – сказал он, – я бы тоже немного выпил. Может, темного пива, швейцарского или немецкого?

Я серьезно ответил:

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Альберт. – Я хлопнул в ладоши. Конечно, в этом не было необходимости. Тут же появилась прислуга с высокой керамической пивной кружкой, через край ее переливалась золотистая пена.

– Значит, это хочет сделать Враг? Создать новую вселенную?

– Другую вселенную, – поправил Альберт, вытирая пену с губ. Он виновато посмотрел на меня. – Робин. Я забыл об остальных своих обязанностях по отношению к вам. Мы приближаемся к спутнику ЗУБов. Может, хотите присоединиться к своим друзьям на экране?

– Чего я хочу, – ответил я, – так это покончить к дьяволу со всем! Заканчивай! Что значит «другую» вселенную?

Он наклонил голову.

– Вот здесь в дело вступает мой старый друг Эрнст Мах, – объяснил он. – Вы помните, я говорил вам о позитронах и электронах, взаимно уничтожающих друг друга? Остались только электроны, потому что с самого начала их было больше? Допустим, вселенная начнет с равного числа, так что в конце не останется и электронов. А также протонов и нейтронов. Что мы получим? Чистое излучение! Ничто не сможет мешать свободному потоку энергии – а также энергетическим существам!

– Этого и хочет Враг? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Альберт. – Это одна из возможностей. Но если Мах прав, существуют и другие, более серьезные возможности. В какой-то определенный момент истории вселенной, когда соотношение электронов и позитронов определялось случайными событиями…

– Какими случайными событиями? – спросил я.

– Я и этого не знаю. Но все частицы, в сущности, всего лишь колебания замкнутых струн. Вероятно, свойства струн могут производить колебания любого типа. Еще немного терпения, Робин, потому что, знаете, у меня были затруднения с принципом неопределенности, или случайных событий, мне это всегда трудно давалось в моей плотской жизни. – Он подмигнул.

– Не подмигивай! Вообще не умничай!

– Ну хорошо. Но если Мах прав, эти случайные отклонения определяют не только соотношение частиц, но и многое другое, включая физические константы вселенной.

– Но как это может быть, Альберт? Я хочу сказать – ведь это законы!

– Законы основаны на фактах, а сами факты, как утверждает Мах, генерируются случайно. Я совсем не уверен, сколько так называемых «фундаментальных постоянных» на самом деле фундаментальны во вселенском смысле. Вероятно, следовало бы сказать, в мультивселенском смысле. Вам никогда не приходило в голову, например, спросить себя, почему постоянная Больцмана равна один точка три восемь ноль шесть шесть два на десять в минус двадцать третьей степени джоуля на один градус Кельвина, а не какой-то другой величине?

Я со всей откровенностью ответил:

– Такая мысль никогда не приходила мне в голову.

Он вздохнул.

– Но в мою приходила, Робин. Должна быть причина, почему величина именно такова. Мах говорит: да, такая причина существует, просто на какой-то ранней стадии случилось именно так. Итак, все физические константы могли бы быть совсем другими, если бы эти ранние случайные флуктуации случайно проходили бы по-другому.

Он сделал еще глоток пива.

– Пункт, когда это происходит, хичи называют «фазой местоположения», потому что он представляет смену фаз, как преобразование воды в лед. В этот момент прекращаются случайные флуктуации и определяются все «чертовы числа». Я не имею в виду тривиальные постоянные или установленные людьми. Я имею в виду фундаментальные законы, какими мы их знаем, но которые не можем вывести из базовых принципов. Основание натуральных логарифмов. Скорость света. Константа тонкой структуры. Постоянная Планка – не знаю, сколько их еще, Робин. Возможно, в другой вселенной арифметика будет неперестановочной и не будет закона обратных квадратов. Я не могу поверить в вероятность этого, но ведь и все это звучит невероятно, верно?

– И ты считаешь, что Враг будет переделывать вселенную, пока не добьется своего?

– Не знаю, – ответил Альберт. – Может, он надеется сделать ее правильной – правильной для него, я хочу сказать. Изменить законы вселенной! Создать новые законы! Сконструировать вселенную, более удобную для его типа жизни…

Я долго молчал, стараясь ухватить все. И не сумел.

Я сказал:

– Ну, так какой будет их вселенная?

Альберт сделал большой глоток из кружки и осторожно поставил ее. Глаза его были устремлены в бесконечность. В левой руке он держал трубку; черенком медленно почесывал сморщенный лоб.

Я помигал и переменил позу.

– Это будет девятимерное пространство?

Никакого ответа. Ничего, кроме пустого взгляда, устремленного в пустоту.

Я встревожился. Сказал:

– Альберт! Я задал тебе вопрос! Какую вселенную хочет создать Враг?

Он посмотрел на меня, не узнавая. Потом вздохнул. Задумчиво почесал голую лодыжку и очень серьезно ответил:

– Робин, понятия не имею.

11. Хеймат

Я рассказывал вам о хороших людях и о людях с недостатками, пришла пора рассказать о по-настоящему плохом человеке. Он вам не понравится, но вам следует познакомиться с ним. Я кратко упоминал его, когда говорил о террористах, но не оценил по достоинству. Я хотел бы оценить его по достоинству, очень хотел, вероятно, вплоть до петли висельника, но этого не случилось. К несчастью.

Зовут его Берп Хеймат, и некогда он был двузвездным генералом в Высоком Пентагоне.

Именно Хеймат убедил нового супруга Клары, что единственный способ достичь мира и справедливости – взорвать как можно больше людей. Это одно из самых незначительных его преступлений.

Кроме всего прочего, однажды он пытался убить меня лично.

Возможно, и не однажды, потому что далеко не все обнаружилось на суде. Со мной он потерпел неудачу. Но с несколькими сотнями других